Перебаскин Василий Александрович, протоиерей (1881 — 1938)

Сведения об о. Василии очень неполные. Если у Вас есть более полная информация, пожалуйста, свяжитесь с администрацией сайта.

Краткие биографические сведения

Об о. Василии Перебаскине очень мало известно. Он родился в Костромской губернии, селе Бектаж. Служил в Воскресенском соборе г. Вятка (Киров) (собор уничтожен в 1937 г.1) третьим священником до своего ареста в 25 августа 1922 г. Настоятель собора Николай Тихвинский и другой священник, Николай Фаворский, приняли обновленческого епископа Яранского Сергия, который принял управление епархией после ареста владык Павла и Виктора в 1922 г., проходивших по тому же делу, что и о. Василий2. Был женат, жену звали Ольга, у них было четверо детей.

Фигуранты дела были отправлены в Москву и содержались в Бутырской тюрьме, где о. Василий и познакомился с С.И. Фуделем (после первого своего ареста в июле 1922 г. его содержали в этой же тюрьме до объявления приговора о ссылке в декабре 1922 г.). Сослан в Нарымский край, в 1925 г. возвратился в Вятку3.

В 1926 г. арестован, и 8 октября 1926 г. особым Совещанием при Коллегии ОГПУ СССР был приговорен к 3 годам ссылки в Среднюю Азию с дальнейшим запрещением проживания в центральных городах страны. В 1930 г. вновь арестован, сослан на 5 лет. В 1938 г. арестован, расстрелян4.

Позиция по поводу изъятия церковных ценностей5

Страшный голод 1921—22 гг., поразивший территории Южного Урала и Поволжья и унесший жизни 5 млн. человек6, стал удобным поводом для проведения кампании по изъятию церковных ценностей, как необходимых для помощи голодающим. В число таковых ценностей по умолчанию входили и сосуды из драгоценных металлов, употребляемые при евхаристии. В ответ на соответствующий декрет от 10 (23) февраля 1922 года, Патриарх Тихон выпускает 15 (28) февраля послание, разъясняющее церковную позицию. С одной стороны, Патриарх пишет, презирая лживость задуманного для поругания церковных святынь декрета: «Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим». Но он остается непоколебим относительно исполнения канонических правил, касающихся евхаристических сосудов:

Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Нее, священнослужители — извержением из сана (Апостольское правило 73, Правило 10 Двукратного Вселенского Собора).

Однако послание Патриарха Тихона не дошло до духовенства Вятской области, поскольку председатель Епархиального совета и секретарь канцелярии протоиерей А. А. Попов сокрыл его от всех, в том числе и от архиереев. В связи с этим и активного сопротивления изъятию оказано не было. Когда ситуация прояснилась, владыка Виктор (Островидов) пишет Патриарху Тихону (25 апреля 1922 г.):

«“Ознакомившись с содержанием послания, я, насколько мог, разъяснил ему глубокое религиозно-нравственное, чисто духовное значение, которое имеет послание как вообще для верующих, так и особенно для духовенства. В провинциях в селах, по которым я в то время проезжал (там изъятие произошло в один день, 1 марта ст<арого> ст<иля>, в один час, 12 ч<асов> дня, по всем селам), была полная растерянность, а все зависело от лиц, посланных на сие дело. В гор<оде> Вятке, как видно из дела, духовенство показало себя весьма и весьма с плохой стороны и в некоторых случаях вызвало в народе ропот за святыню. Ведь у нас отдано всё до пузырьков от св. мира и помазочков включительно. Ужели и такие пустяки нужны были Правительству?”»

Лишь один священник города Вятки, о. Василий Перебаскин, по свидетельству епископа Виктора, показал себя исповедником, не принял участия в изъятии, основываясь именно на тех канонах, которые указал патриарх в своем послании. Отец Василий изложил свое мнение письменно на собрании Приходского Совета и устно доложил епископу Павлу. В своем письме епископ Виктор, предоставляя о. Василия к награждению протоиерейством, просил патриарха этим и ограничить все награждения по Вятке:

«“…дабы дать задуматься прочим, что нельзя так легкомысленно поступать в делах веры и Церкви. Я усиленно прошу Ваше Святейшество об этом, ибо жизнь может поставить нам новые и более тяжелые испытания, и духовенство, не вразумленное от Вас, сочтет себя в своем данном поступке правым, в неведении и заблуждении совершит более тяжкие проступки против веры. Ввиду того, что многие из мирян и духовенства Вятской губернии до сего времени находятся в большой душевной скорби за случившееся, я исповедую пред Вашим Святейшеством грех неведения Вятичей. Земно кланяюсь Вам и слезно за них и за себя прошу прощения и Вашего Архипастырского молитвенного разрешения от этого греха, простите”».

Сергей Иосифович Фудель о нем7

«У нас в камере было два человека, явно устремленных к Богу: о. Валентин Свенцицкий и о. Василий Перибаскин. <…>

О. Василий Перибаскин был как бы простейший русский, да еще вятский поп, конечно, обремененный семьей, конечно, рыжеватый, высокий, с красноватым носом, в сером старом подряснике, из-под которого, попозже к зиме, выглядывали несуразно большие валенки. О. Валентин все больше молчал, перебирая четки, а о. Василий часто говорил с людьми. Между собой они были в явной дружбе. Говорил о. Василий словами простыми, иногда даже словами совсем не литературными, грубыми, но всегда говорил то, что было надо сказать собеседнику, точно вырубая заросли чужой души. Помню разговор его с одним ученым протоиереем, державшимся от всех нас в стороне. Это был еще молодой юрист, профессор канонического права в одном из университетов. Принявши почему-то священство (в начале революции), он к этому времени уже снял рясу и работал как юрист в каком-то учреждении. Помню, что о. Василий долго ему что-то рассказывал вполголоса, сидя на его койке, про какого-то священника в деревне, про крестный ход летом на полях, про какое-то торжество молившихся под голубым небом людей. И я ясно помню лицо этого юриста в слезах. О. Василий имел дар помощи людям и он делал ту помощь в радости и в непрестанной молитве. Как говорил преп. Макарий Великий, “молитва основана на любви, а любовь на радости”. Это и есть христианство. Но где теперь эти люди?

Вот вечером служится всенощная. Все стоят и участвуют, кроме двух-трех отрицателей, играющих в стороне в шахматы. Кстати, один из отрицателей был художник, замечательно искусно делавший из протертого через материю хлеба не только шахматы, но и нагрудные кресты для духовенства и четки. Камера освещена пыльной лампочкой, кругом постели, обувь, чайники, параша, воздух тяжелой ночлежки — все здесь не похоже на привычное в долгих веках благолепие храма, где и стены помогают молиться. Здесь надо ничего не видеть, кроме маленького столика в простенке с горящей на нем свечой. А мне еще надо видеть о. Василия. Вот поется канон, и его красивый мягкий тенор запевает седьмую песнь: “Божия снисхождения огнь устыдеся в Вавилоне иногда, сего ради отроцы в пещи радованною ногою, яко во цветнице ликующе пояху: благословен еси Боже отец наших”. Я вижу его поющее лицо, счастливые спокойные глаза, и кажется мне, что это он стоит “во цветнице ликующе пояху”, в пещи Вавилонской, которой сделалась для него эта темная камера со стенами, осклизлыми от столетия человеческого житья. О, мой дорогой, тихий вятский авва! Ты и меня тогда учил идти “радованною ногою” по узкому Христову пути».

Связи с другими церковными людьми

Привлечены вместе с ним в 1922 г. по уголовному делу № 15847 — «по обвинению в антисоветской деятельности»:

  • Павел (Борисовский), в то время епископ Вятский

    Прогулки были долгие, минут на двадцать, и, что их особенно оживляло, на них выпускали сразу по две камеры. Помню, из соседней камеры выходят два католических священника, совсем друг на друга не похожие: один пожилой, спокойный, с черной бородкой, всегда приветливо подходил к Павлу Вятскому, архиерею из нашей камеры, под благословение и целовал его руку, а другой, молодой, бритый, с недоверчивыми и спорящими глазами, только сухо издали кланялся: чувствовалось, что для него и здесь, в тюрьме, до небес достигали перегородки между Церквами8.

  • Священномученик Виктор (Островидов), в то время епископ Глазовский, викарий Вятской епархии
  • Ельчугин Александр Вонифатьевич, секретарь Вятского губернского совета народных судей, иподиакон вл. Виктора (Островидова)

Литература

  1. Вятский исповедник: Святитель Виктор (Островидов). Жизнеописание и труды / Сост. Л. Е. Сикорская, ред. И. И. Осипова — М.: Братонеж, 2010 [URL].
  2. База данных ПСТГУ о новомучениках и исповедниках Российских [URL].
  3. Фудель, С.И. Воспоминания. М.:Русский путь, 2012.

Примечания:

  1. См. страницу собора на sobory.ru.
  2. Вятский исповедник: Святитель Виктор (Островидов). Жизнеописание и труды / Сост. Л. Е. Сикорская, ред. И. И. Осипова — М.: Братонеж, 2010 [URL].
  3. Фудель, С.И. Воспоминания. М.:Русский путь, 2012. С. 197 (примечание №274).
  4. Сведения из базы данных ПСТГУ [URL].
  5. Сведения из книги «Вятский исповедник: Святитель Виктор (Островидов). Жизнеописание и труды».
  6. См. подробнее: Википедия.
  7. Фудель, С.И. Воспоминания, С. 139—141.
  8. Фудель, С.И. Воспоминания, М.: Русский Путь, 2012. С. 138.