Из писем А.Н. Руднева (1880-1920)
Цитата: Надежда от 31.08.2024, 18:24В «Воспоминаниях» С.И. Фудель упоминает одного московского интеллигента праведной жизни — Алексея Николаевича Руднева, филолога, работавшего в библиотеке Московского университета и посещавшего новоселовский кружок (Фудель С.И. Собр. соч. в 3-х тт. Т. 1, с. 70-71). Письма его к Вере Ивановне Леоновой были опубликованы в сборнике «Надежда». Ниже — отрывок из письма от 5 мая 1913 г.
Россия и в этом отношении (как, например, в отношении развития капитализма и т. п.) вступает на общеевропейский путь, — как ни прискорбно это в данном случае. <…> (Кстати, если Вам будет угодно, я напишу Вам как-нибудь о моих друзьях, а также о Новоселовском „Кружке ищущих Христианского просвещения»). Если к сказанному прибавить еще то, что я слышал нынешней зимой у Новоселова, когда „главы» его кружка — Вл. Ал. Кожевников и С. Н. Булгаков — единогласно признали, что в наше время и православие, и католичество, и протестантство отступают перед все расширяющимся атеизмом, — если вспомнить, что атеизм находит себе верноподданных последователей среди социалистически-сознательных рабочих, готовых — при первой крупной ошибке теперешних правителей — весь мир перевернуть по-своему, — то, надеюсь, мои страхи и мои стремления вполне будут понятны…
См. ветку о современной статистике «отступления перед атеизмом» на этом форуме.
В «Воспоминаниях» С.И. Фудель упоминает одного московского интеллигента праведной жизни — Алексея Николаевича Руднева, филолога, работавшего в библиотеке Московского университета и посещавшего новоселовский кружок (Фудель С.И. Собр. соч. в 3-х тт. Т. 1, с. 70-71). Письма его к Вере Ивановне Леоновой были опубликованы в сборнике «Надежда». Ниже — отрывок из письма от 5 мая 1913 г.
Россия и в этом отношении (как, например, в отношении развития капитализма и т. п.) вступает на общеевропейский путь, — как ни прискорбно это в данном случае. <…> (Кстати, если Вам будет угодно, я напишу Вам как-нибудь о моих друзьях, а также о Новоселовском „Кружке ищущих Христианского просвещения»). Если к сказанному прибавить еще то, что я слышал нынешней зимой у Новоселова, когда „главы» его кружка — Вл. Ал. Кожевников и С. Н. Булгаков — единогласно признали, что в наше время и православие, и католичество, и протестантство отступают перед все расширяющимся атеизмом, — если вспомнить, что атеизм находит себе верноподданных последователей среди социалистически-сознательных рабочих, готовых — при первой крупной ошибке теперешних правителей — весь мир перевернуть по-своему, — то, надеюсь, мои страхи и мои стремления вполне будут понятны…
См. ветку о современной статистике «отступления перед атеизмом» на этом форуме.
Цитата: Надежда от 31.08.2024, 18:40В письмах Руднева есть любопытный рассказ об экскурсии в Кремль (письмо от 9 января 1915 г.)
…Первую простуду я получил при довольно «поэтических» обстоятельствах; о них и расскажу Вам в первую очередь. Не знаю, писал ли я Вам, что перед Рождеством, на квартире у М. А. Новоселова С. Н. Дурылин читал — в продолжении нескольких вечеров — нечто вроде лекций по истории и археологии Кремля, главным образом, соборов; чтения эти он предпринял по поручению братства четырех Святителей; цель чтений была — подготовка опытных руководителей для сопровождения приезжающих в Москву экскурсантов, а в наше время — раненых. Слушатели были преимущественно из молодежи Златоустовского кружка слушал и мой Николай Семенович… бывал и Андрей Андреевич, был С. Н. Булгаков, В. А. Кожевников, один раз ходил и я… Дурылин устроил посещение соборов всем обществом. Благовещенский собор взялся показать его настоятель — протоиерей. Это был самый интересный осмотр. В соборе собрались все: С. Н. Булгаков (должно быть с супругой), В. А. Кожевников, мои — Николай Семенович и Андрей Андреевич, три студента-филолога и другие молодые люди из Златоустовского кружка; видеть всю эту милую компанию в хорошо знакомом мне соборе было как-то необычно и очень приятно; отрадно было видеть, например, как впереди меня подходил прикладываться к чудотворной Донской иконе Божией Матери С. Н. Булгаков. Мы были и в алтаре; при виде алтаря, некоторые, по выражению Н. С., «пришли в исступление» — и было отчего: узкие окна пропускают так мало света, стены во всех трех отделениях алтаря высоких и, кроме главного, тоже узких, сплошь покрыты живописью, но что она изображает — за отсутствием света и темнотою самих изображений — совершенно нельзя понять; два старинных одинаковых запрестольных креста — металлические, темные, покрытые эмалью. Голубь над престолом — в этом таинственном полумраке, кажется, будто действительно парит в воздухе, ничем не поддерживаемый… Это — настоящее «адютон», как называли греки-язычники самые священные места своих храмов, — т. е. „непроницаемое», «куда не следует проникать», «недоступное». Странно было видеть там наших ученых, странно слышать речи о Бердяеве… в алтаре Благовещенского собора! — Я впервые имел счастие приложиться к чудотворной иконе Божией Матери «Блаженное Чрево», ко кресту с реликвиями страстей Христовых (частью тернового венца, «столпа бичевания» и т. п.), к одному из запрестольных крестов. Потом протоиерей водил нас в ризницу; люблю я старинные вещи, но, чтобы с пониманием осматривать их, нужно многое знать, а простой осмотр, без знания, дает мало /…/ Осмотревши ризницу, мы по узкой, темной, витой лестнице поднялись на хоры; на хорах сделаны какие-то впадины в стенах, отражающие звуки («в старину и церковные стены пели!» — говорил Вл. Ал. Кож.) /…/ Протоиерей предложил нам испробовать, как там раздаются звуки, и спеть, «Царю Небесный»; спели хором «Царю Небесный», потом по предложению С. Н. Дурылина — тропарь Благовещению: «Днесь спасения нашего главизна», наконец, по предложению батюшки («Вы — в царском храме!») — «Спаси, Господи, люди Твоя!» Трогательно и хорошо было это пение нашего неуверенного хора! С. Н. Булгаков все время стоял, опершись на решетку, — тоже как бы погруженный в какие-то особые чувства! «Здесь петь — одно удовольствие!» — сказал, обратившись ко мне, какой-то красивый юноша. И этот интеллигентный хор пел у них новогодний молебен — после всенощной под 1-е января…
В письмах Руднева есть любопытный рассказ об экскурсии в Кремль (письмо от 9 января 1915 г.)
…Первую простуду я получил при довольно «поэтических» обстоятельствах; о них и расскажу Вам в первую очередь. Не знаю, писал ли я Вам, что перед Рождеством, на квартире у М. А. Новоселова С. Н. Дурылин читал — в продолжении нескольких вечеров — нечто вроде лекций по истории и археологии Кремля, главным образом, соборов; чтения эти он предпринял по поручению братства четырех Святителей; цель чтений была — подготовка опытных руководителей для сопровождения приезжающих в Москву экскурсантов, а в наше время — раненых. Слушатели были преимущественно из молодежи Златоустовского кружка слушал и мой Николай Семенович… бывал и Андрей Андреевич, был С. Н. Булгаков, В. А. Кожевников, один раз ходил и я… Дурылин устроил посещение соборов всем обществом. Благовещенский собор взялся показать его настоятель — протоиерей. Это был самый интересный осмотр. В соборе собрались все: С. Н. Булгаков (должно быть с супругой), В. А. Кожевников, мои — Николай Семенович и Андрей Андреевич, три студента-филолога и другие молодые люди из Златоустовского кружка; видеть всю эту милую компанию в хорошо знакомом мне соборе было как-то необычно и очень приятно; отрадно было видеть, например, как впереди меня подходил прикладываться к чудотворной Донской иконе Божией Матери С. Н. Булгаков. Мы были и в алтаре; при виде алтаря, некоторые, по выражению Н. С., «пришли в исступление» — и было отчего: узкие окна пропускают так мало света, стены во всех трех отделениях алтаря высоких и, кроме главного, тоже узких, сплошь покрыты живописью, но что она изображает — за отсутствием света и темнотою самих изображений — совершенно нельзя понять; два старинных одинаковых запрестольных креста — металлические, темные, покрытые эмалью. Голубь над престолом — в этом таинственном полумраке, кажется, будто действительно парит в воздухе, ничем не поддерживаемый… Это — настоящее «адютон», как называли греки-язычники самые священные места своих храмов, — т. е. „непроницаемое», «куда не следует проникать», «недоступное». Странно было видеть там наших ученых, странно слышать речи о Бердяеве… в алтаре Благовещенского собора! — Я впервые имел счастие приложиться к чудотворной иконе Божией Матери «Блаженное Чрево», ко кресту с реликвиями страстей Христовых (частью тернового венца, «столпа бичевания» и т. п.), к одному из запрестольных крестов. Потом протоиерей водил нас в ризницу; люблю я старинные вещи, но, чтобы с пониманием осматривать их, нужно многое знать, а простой осмотр, без знания, дает мало /…/ Осмотревши ризницу, мы по узкой, темной, витой лестнице поднялись на хоры; на хорах сделаны какие-то впадины в стенах, отражающие звуки («в старину и церковные стены пели!» — говорил Вл. Ал. Кож.) /…/ Протоиерей предложил нам испробовать, как там раздаются звуки, и спеть, «Царю Небесный»; спели хором «Царю Небесный», потом по предложению С. Н. Дурылина — тропарь Благовещению: «Днесь спасения нашего главизна», наконец, по предложению батюшки («Вы — в царском храме!») — «Спаси, Господи, люди Твоя!» Трогательно и хорошо было это пение нашего неуверенного хора! С. Н. Булгаков все время стоял, опершись на решетку, — тоже как бы погруженный в какие-то особые чувства! «Здесь петь — одно удовольствие!» — сказал, обратившись ко мне, какой-то красивый юноша. И этот интеллигентный хор пел у них новогодний молебен — после всенощной под 1-е января…