Навигация Форума
С.И.Фудель и педагогика.
«Я в общем всегда немного как бы жалею, что ты литературо-искусствовед, а не, скажем, врач или техник.»
Я недавно осознал, в какой громадной степени я обязан духовно книгам таких людей, как Ибсен и Блок, Гауптман и Лесков, Достоевский и Шекспир.
(Из письма сыну, 17 сентября 1951 года.)
Хочется прокомментировать первую цитату — о том, что С.И. сожалеет, что сын не стал техником или врачом, а выбрал профессию литератора.
Профессия художника (писателя, музыканта…) для Сергея Иосифовича прежде всего связана со способностью передать, выразить нечто подлинное, очертить путь к Истине. Для этого нужно обрести и носить частичку этой Истины, Ее семя, в себе:
«…дело не в том, чтобы написать или не написать стихи или рассказы, а в том, чтобы зародить в себе и сохранить в себе некую творческую тайну, божественное семя созидания и бытия <…> Если после зачатия этого ты, по усмотрению Божию, оказываешься еще как бы дополнительно способным излагать свои чувства в стройных стихах — очень хорошо, но это факт уже второстепенный, не только для тебя, но и для всего мира. Важен не способ обнаружения для людей в тебе воссиявшего чуда, а самый факт его воссияния, который и в совсем неграмотном человеке будет излучаться и просвещать и врачевать мир Богу угодными путями» (Из письма сыну от 3 ноября 1950 г., с. Большой Улуй).
Не имея такого сокровища, писатель, художник неизбежно сосредоточится на форме, бедной содержанием. Проще говоря, Николай рисковал стать заурядным писателем, если не что-нибудь похуже.
Поэтому С.И. призывает сына всеми доступными путями искать Истину и держаться Ее, в письмах Сергей Иосифович пишет часто об этом прикровенно, но, конечно, имеет в виду искание Бога, Христа, Церкви.
Стремиться быть «истинными художниками жизни» должны бы все.
«К этому призваны все, тут нет различия, тут нет привилегии стихотворной техники, все призываются быть творцами, истинными художниками жизни. Поэтому, когда я говорю, что неизвестно, кто выше, кто нужнее, — Пушкин или его няня, — я вкладываю в это совершенно реальный, практический смысл. Дай Бог, чтобы было побольше няней! Потому-то и стало так безумно холодно в мире, что многие захотели быть Пушкиными и забыли про нянь и святых». (Из письма от 3 XI 1950)
Размышляя о судьбах своих детей Сергей Иосифович вообще в первую очередь заботится не об их профессиональной карьере, а о становлении Человека, затем и вместе с тем об их правильном отношении к окружающим людям, беспокоится о том, чтобы жизнь была устроена и на бытовом уровне, «чтобы из душевного равновесия не выводил жмущий ботинок», или о приобретении зимней одежды. Что меньше всего тревожит С.И., так это престижность будущей работы, профессии детей. И кстати, профессия врача имеет еще то преимущество, что требует «выхода из себя» — к людям.
Хочу добавить к сказанному еще одно соображение, лежащее на поверхности — учитывая неизбежную в тоталитарном государстве идеологизацию любой «гуманитарной» работы, выбранная сыном профессия литературоведа не могла не быть в глазах С.И. опасной для его становления. Ведь если говорить и писать «то, что нужно» с точки зрения государственной идеологии, это будет изменой истине (и даже — Истине, наверное). Вот например в одном письме Н.Н. Третьякову, когда сын уже несколько лет работает по специальности, он пишет:
Это чувство благодарности к Вам я, впрочем, испытывал уже давно: за Колю, за ту дружбу, которую — как говорили в 19-м веке, Вы ему дарите. Коля, это запуганный и задерганный воробей, обязанный сидеть в каменном мешке, да еще с портфелем в лапках, и смотреть на все воробьиными глазами. Чем помочь ему, как облегчить ему путь — ума не приложу.
Письмо № 139, Н.Н. Третьякову. 1961 г., Усмань
Впрочем, и в рамках литературоведческой работы С.И. предлагал сыну некоторое возможное направление, которое не столько зависит от таланта, квалификации и опыта, сколько от добросовестности, и притом находится вне идеологического поля. Тут также подчеркнуто направление «ухода от своего ‘я'».
Я, конечно, и отстал, и, может быть, не знаю твоих вкусов, но мне кажется, «узкая» тема может быть очень глубокая. Есть ли работа о рисунках Лермонтова? Есть ли полный материал о музыкальной интерпретации русской поэзии 19-го века? — Здесь дело не в перечислении романсов, а в музыкальном истолковании, а также истории создания (в связи с этим интересный вопрос о «музыкальном тексте»). Как обстоит дело с работами о сравнительной пунктуации? Есть ли достаточная работа о книгах писателей, о их библиотеках? Я знаю только весьма неграмотную статью о посмертной продаже библиотеки Достоевского, но с интересным перечнем («что он читал?»). А «пометки» писателей на полях прочитанных книг? Работы о роли театра в биогр<афии> Пушкина, конечно, есть, а как с другими писателями? В каких театральных креслах сидел, поглаживая бороду, вице-губернатор Щедрин?
Я бы лично с удовольствием работал над темой: «Московские улицы глазами Пушкина». Во всех таких темах есть что-то от «Музея 40-х годов» — но что из этого? Разве это предосудительно? Здесь связи, ходы и переходы в другие области, в историю, в другие искусства, в быт и реальность жизни, в сундуки с старыми вещами, откуда запах не только нафталина, но и идей владельцев этих вещей. Затем здесь легче, чем в другом, «оторваться от себя», меньше выпячиваешь свое собственное отвратительное «я» (точно горб спереди!) и любовно и научно осторожно восстанавливать полустертую страницу.
Письмо № 46. Н.С. Фуделю, 1951 г.
Продолжая разговор о выборе профессии, вспомнила, что С.И. в письмах к сыну призывает его продолжать «образовываться» в той области и на том пути, которые он уже избрал. Дипломированному специалисту (Николай Сергеевич окончил московский пединститут им. Ленина) он говорит: «в тебе очень мало историко-философской подготовки» (Письмо сыну от 1 ноября 1951 г., Усмань). Можно предположить, что качество образования, полученного Николаем оставляло желать лучшего. Я тоже окончила МПГУ им. Ленина, правда, не филфак, а факультет иностранных языков, и значительно позже. Вероятно, многое за 50 лет (я заканчивала в 1996) изменилось, но все равно это была программа, выработанная в советские годы. Может быть, не все выпускники ленинского педа со мной согласятся, но по моим воспоминаниям, преподавание зарубежной литературы, истории, философии было слабым. Основной упор у нас делался на структуру языка, практические навыки владения языком, и хотя все время повторяли будущим преподавателям, что обучение языку — это погружение в культуру, литература, история, философия преподавались очень поверхностно. Задачи научиться выделять некую линию в движении мысли, отличать подлинное, стоящее, от проходящего не ставилось в принципе. Целостности какой-то что ли не хватало, осмысленности… Еще у нас было так называемое «страноведение», занятия по этому предмету, кроме общих представлений о географическом положении Франции, сводились к чтению политических и экономических новостей из газет, конечно, без какого-либо анализа.
Основной упор у нас делался на структуру языка, практические навыки владения языком…
Надежда, тут я не могу не вспомнить, что Николай Сергеевич потом больше трех десятков лет проработал на кафедре русского языка для иностранных учащихся (РКИ) в МИСиСе.
В идеологическом плане работа, пожалуй, довольно «нейтральная». А вот с научной точки зрения, как знать, может быть, Сергей Иосифович и прав был, когда предлагал писать о «московских улицах», оставаясь сотрудником музея в Абрамцево? Не знаю.
К вопросу об идеологическом плане работы в институте: видимо, неслучайно Сергей Иосифович рекомендует почитать Герцена «Былое и думы», чтобы проникнуться атмосферой 30-х годов (это к работе Николая о Рудине). А что это была за атмосфера? То, о чем Сергей Иосифович никак не мог ни написать, ни намекнуть: душная атмосфера доносов, слежки — аресты, ссылки, преследования за мысль, создать некое общество (любое, фактически). В школе как-то не довелось мне прочитать «Былое и думы», вот решила полистать сейчас…
Еще урок педагогики от С.И. Фуделя.
Приведу отрывок из письма от 10 мая 1949 г. сыну:
Я приготовил тебе ко дню рождения послать 100 руб., но, прости меня, сегодня послал их телеграфом маме на наем кого-нибудь для вскопки огорода, меня беспокоит ее здоровье, я знаю, что оно все время под большой опасностью. Видишь, какой я нехороший: и письма не пишу, и подарок не послал, и мучаю тебя какими-то мыслями об огороде, и даже пишу нелогично: то выражал уверенность, что ты поможешь ей с огородом, и тут же оказалось, что я сегодня отослал ей деньги на этот огород. Я еще и телеграмму ей послал, где я прошу Машу и тебя ей помочь.
Фудель С.И. «Весенний воздух вечности». Письма (1923–1977). Стихотворения. М.: ПСТГУ, 2023. С. 115
Кажется, в комментариях не нуждается.