Надежда Александровна Самочатова.
Доклад на Третьей региональной научно-практической конференции, посвященной жизни и творчеству Сергея Иосифовича Фуделя (1900–1977), г. Покров, 25 марта 2016 г.
Хотелось бы представить текст, посвященный В.М. Фудель. Мария Сергеевна писала эти воспоминания примерно в возрасте 60 лет; она не писатель и не филолог по образованию, она сама о себе говорит, что писательского дара у нее нет, а принимается она за эти записки по просьбе своего старшего брата, Николая Сергеевича. Он попросил ее потому, что она была близка с мамой, Верой Максимовной, прожила с ней много лет в уже сознательном возрасте (ей было около 10 лет в военные годы, когда они жили под Загорском) и помнит многие детали, важные высказывания мамы и различные эпизоды, которые происходили в их жизни. Также была она и духовно близка матери и Сергею Иосифовичу. В одном из писем к брату Мария Сергеевна пишет о том, как мучительно она размышляет о том, что из большого объема своих воспоминаний нужно зафиксировать, что требуется изложить и как это сделать. Она рассказывает такой трогательный эпизод: она жила в это время в Липецке с детьми и внуками, вела хозяйство, пасла коз, и вот сидит она на пенёчке, осаждаемая стаями комаров, с тетрадкой в руках, и все записывает.
Эти воспоминания удивительны. Она описывает в основном события в семье в то время, когда они жили вчетвером: старший брат Николай и Сергей Иосифович были на фронте, а жили они с мамой, маленькой сестричкой Варенькой и монахиней Матроной (Лучкиной), которая была няней детей Фуделей и жила с ними с 20-х годов XX века и до смерти. Она описывает жизнь в очень простых выражениях; а жизнь представляла собой сплошную борьбу за выживание. Вера Максимовна была озабочена тем, чтобы добыть кусок хлеба и накормить семью. Например, как она описывает, они подбирали мелкие клочки пряжи на текстильной фабрике, буквально несколько квадратных сантиметров вязанного полотна, потом распускали их и получались короткие ниточки длиной по 10-15 сантиметров, которые потом связывали друг с другом. Вера Максимовна в какой-то момент лишилась сна из-за переживаний о муже и сыне, и по ночам она связывала удивительные по красоте варежки, утром продавала их или обменивала на буханку хлеба и этой буханкой они питались дня два. Кроме этого, были сложности с тем, чтобы протопить плохо утепленный домик: это была полу-дача на окраине поселка под Загорском.
Вообще удивительно, каким образом Мария Сергеевна создает портрет. Она говорит, что это воспоминания о ее маме, но при этом в них постоянно появляются различные люди. И о маме она говорит кратко, какими-то штрихами. То она подчеркивает особо какую-то вроде бы малозначащую ее фразу, то взгляд; обычно оставляет историю или эпизод недосказанным, как будто он не завершен. Например, рассказывает она о том, как по весне закончилось у них пропитание, и это был момент уныния для Веры Максимовны. Маша прибегает радостная откуда-то, видит очень грустную Мунечку (так они называли свою няню), и та говорит ей, что все кончилось, еды нет. Будучи не в силах разделить эту грусть старших весной, когда солнышко светит, она побежала гулять и, прыгая по лужам, натыкается на круглый серебристый предмет: металлический рожок, который потом долго в семье Фуделей хранился и хранится, видимо, у Марины Николаевны по сей день. Она подумала, что это серебро, и принесла его маме. Далее удивительным образом описывается реакция Веры Максимовны: после того как рожок был отмыт оказалось, что это старинный рожок для кормления младенцев, на котором был изображен ангел и была написана, кажется, цитата из псалма: «Господь пропитает младенцев своих». И дальше Мария Сергеевна просто останавливается и говорит, что после этого вопрос о выяснении того, серебряный рожок или нет, и о его продаже, был снят. Этой одной фразы для Веры Максимовны было достаточно, чтобы обрести снова надежду.
Или она рассказывает историю о том, как однажды опять-таки по весне ее отправили в подпол собирать картошку, и она нашла только несколько картофелин. Опять-таки она радостно сообщает маме, что больше ничего нет, и видит понурые лица мамы и няни. После этого она решает еще раз слазить посмотреть, и обнаруживает под деревянным настилом рыхлую землю, в которую она случайно просовывает руку и обнаруживает картофелины. По рассказам Марии Сергеевны, они вынули из-под настила десять ведер отборной крупной картошки. Далее она говорит, что мама с Муней порассуждали, что бы это могло быть, и пришли к выводу, что это крысы натаскали картошку – ну а если не крысы, то другие лесные зверюшки.
Этот эпизод у Марии Сергеевны озаглавлен «Чудеса», и в нем она говорит об особенном отношении к чуду, которое было частью жизни их семьи. Чудо было для них как солнце за облаками: мы знаем, что оно там есть, но иногда тучи расходятся, пробивается лучик – и этому Вера Максимовна никогда не удивлялась, только радовалась.
Когда читаешь эти записки, возникает странное чувство – а насколько это вообще воспоминания. Она сама говорит, что она не помнит точно, какие эпизоды когда происходили, но каждое событие помнит очень точно. А иногда у нее вообще смешиваются времена и пространства. Так, она рассказывает о времени, когда открылся Успенский Собор в Лавре, и там она впервые увидела Галю Ермолаеву, будущую супругу о. Андрея (Каменяки), которая была примерно ее лет и стояла на службе в белом беретике. Мария Сергеевна пишет дальше так: Галя удостоилась попасть на эту службу благодаря всей ее будущей жизни; не благодаря ее дедушке и бабушке, а благодаря будущему, которое уже здесь и сейчас, и вся ее будущая жизнь сливается с тем, что было в прошлом.
О иной реальности, о которой и Сергей Иосифович много пишет в своих письмах, видимо очень сложно говорить обычными литературными средствами языка. Иногда Мария Сергеевна рассказывает это как бы от лица ребенка, и ей удается удивительное: не просто написать воспоминания о матери, а передать память о чем-то не минувшем, а пребывающем, о чем-то имеющим значение вне всякого времени и пространства.
Для кого эти воспоминания написаны? Когда знакомишься с ними, возникает интимное чувство, что это рассказано прямо к твоему сердцу, и нужно на это как-то откликаться.
Мария Сергеевна подчеркивает, что, когда Вера Максимовна приняла решение выйти замуж за Сергея Иосифовича и приехала к нему в ссылку, выбрала этот путь христианского стояния за любовь, это означало принять на себя все зло мира, особенно явное в то время, которое как катком проезжало по ее жизни и по ней самой, и не передавать зло дальше, остановить его на себе. А это означает всю жизнь служить другим людям, и есть множество свидетельств о том, как она принимала у себя в доме многих людей и делилась хлебом и одеждой со знакомыми и малознакомыми, и на это положила всю жизнь.