Публикуемая статья Михаила Александровича Новоселова, близкого друга прот. Иосифа Фуделя, — одна из многих публикаций публицистического и просветительского характера, выпущенных Новоселовым и его единомышленниками с начала ХХ века и до 1917 года. Многие из тем, волновавших кружок Новоселова, впоследствии стали предметом дискуссий на Поместном соборе Православной Российской Церкви 1917-1918 гг.
В основной части статьи Михаил Александрович выступает в роли редактора и кратко излагает материалы других авторов, писавших о церковной реформе Петра I. Особенно важна для Новоселова мысль о соборном начале в Церкви. По его убеждению, «идея соборности тождественна с идеей самоуправления», а условия, сложившиеся после петровской реформы, практически не оставляют места для воплощения этого соборного начала. Тем более парадоксален вывод, обозначенный в последней части статьи: «Отсутствие цезарепапизма в русской церкви». В этом разделе Новоселов не приводит ссылок на источники, что позволяет думать о последней главке статьи как об авторском послесловии.
В электронной форме публикуется впервые.
Источник: [Новоселов М.А., сост.] Реформа Петра Великого, ее характер и значение // Высшее церковное управление в России (издание «Религиозно-Философской Библиотеки»). М.: Типо-литография Товарищества И.М. Машистова, 1905. С. 16—41.
Орфография и пунктуация приближена к современной. Пагинация источника сохранена. В некоторых местах в квадратных скобках раскрыты сокращения.
— 16 —
Реформа Петра Великого, ее характер и значение *)
I. Реформа Петра Великого
Совещаясь во время своих заграничных путешествий с знающими людьми и заботясь о лучшем устройстве государственного управления на Руси, Петр давно уже обращал внимание на коллегиальное устройство правительственных учреждений за границей в Дании, Швеции и Голландии. Приступив затем по возвращении на родину, к устройству на место старых приказов светских коллегий по иностранному образцу **), Петр не
_____________________
*) Главным источником при составлении этого отдела служила статья проф. Московской Дух[овной] Академии П.В. Тихомирова «Каноническое достоинство реформ Петра Великаго по церковному управлению» в «Богословском Вестнике» за 1904 г. №1 и №2. Главы 2, 3, 4 и 9 сполна взяты отсюда и приводятся с некоторыми незначительными изменениями и перестановками. 1-я глава заимствована из исследования Н. И. Кедрова: «Духовный регламент въ связи с преобразовательной деятельностью Петра Великаго», Москва. 1886 стр. 30—31, 35—[3]9, 5-ая глава — из статьи «Русского Вестника» за 1891 г. № 11 — «О преобразовании высшего церковного управления Петром І». 6 и 7 главы взяты с сокращениями у В.В. Белогостицкого: «Реформа Петра В. по высшему церковному управлению» (Журнал Минист. Народн. Просвещ. за 1892 г. №№ 6 и 7), а глава 8-я у профессора Киевского университета А.В. Романовича-Славатинского (Система русского государственнаго права, ч. 1. Основные государственные законы. 1886 г.).
**) При устройстве государственных коллегий в 1718 г. Петр повелел особым указом всем коллегиальным президентам «на основании Шведскаго устава сочинять во всех делах и порядках регламент по пунктам, а которые пункты в Шведском регламенте не обозначены или с ситуацией сего государства не сходны и оные ставить по своему рассуждению и поставя об овых докладывать так ли им быть»..
Руководился, конечно, этим «Шведским уставом» и Феофан Прокопович.
— 17 —
оставил без внимания и высшее русское церковное управление. «Голиков говорит, что еще в конце 1714 года Петр, созвав духовных и светских сановников, торжественно объявил им, что он хочет быть один начальником Российской церкви и предполагает учредить духовное собрание, под именем Св. Синода *)». В 1718 г. Петр в ответ на пункты местоблюстителя, Рязанского епископа Стефана, писал: «для лучшего впредь управления мнится быть удобно духовной коллегии».
Главным действующим лицом в осуществлении намерения царя относительно учреждения духовной коллегии пришлось быть Феофану Прокоповичу, тогда уже бывшему Псковским епископом. По поручению царя, для будущей духовной коллегии Феофан Прокопович должен был написать подробный устав, или регламент. Взятое дело быстро закипело в руках энергичного деятеля. Царь, как узнаем из анекдотов Нартова, и сам сверялся у Феофана о ходе работы по составлению Духовного Регламента. На одной пирушке он спрашивал в шутку у Псковского владыки: «Скажи-тка, отче, скоро ли наш патриарх поспеет?» И когда Феофан отвечал: «Скоро Государь, я дошиваю ему рясу», то Его Величество, улыбнувшись, сказал: «А у меня шапка для него готова». По свидетельству Феофана (в письме к Марковичу от 10 мая 1720 года) труд составления Духовного Регламента был окончен им в начале 1720 года и представлен царю, который приказал — «прочесть Регламент в своем присутствии и, переменив кое-что немногое и прибавив от себя, весьма одобрил»… **) После прочтения и исправления Духовного Регламента государем, прислан был им следующий собственноручный указ обер-секретарю Сената: «по получении сего (т-е. указа), объяви преосвященным архиереям и господам Сенату, дабы проект духовной коллегии, при сем вложенный, завтра выслушали, так ли оному быть, — и ежели что не так покажется, то б ремарки поставили и на каждой ремарке — экспликацию вины дела». Согласно с этим указом, 23 февраля 1720 года «Регламент слушали, и рассуждали, и исправляли преосвященные архиереи,
_____________________
*) «Русский Вестник» за 1891 г. № 11, стр. 189.
**) Из приписки к Духовному Регламенту видно, что это происходило 11 февраля 1720 г.
— 18 —
архимандриты, купно же правительствующие Сенаторы». Из архиеерев в это время присутствовали в Сенате шестеро и три архимандрита. Но никто из слушавших проект коллегии никакой «ремарки и экспликации» на него, по-видимому, не представил. На другой день после этого Петр писал Сенату: «Понеже вчерась от вас я слышал, что проект духовной коллегии как архиереи, так и вы слушали и приняли все за благо, того ради надлежит архиереям и вам оный подписать и один оставить здесь, а другой послать для подписания прочим архиереям». *)
К 1 мая, по именному царскому указу, велено было прибыть в Москву для подписи Регламента архиереям Ростовскому, Суздальскому и Коломенскому, а также патриаршей области Рязанской и помянутых епархий степенных монастырей архимандритам и игуменам. Для этой цели послан был в Москву подполковник Давыдов с Регламентом и с указом Сената к Московскому вице-губернатору Воейкову и Златоустовскому архимандриту Антонию, которые, объявив Регламент, должны были предложить подписать его. Но из опасения, вероятно, что такое предложение может встретить недоразумение, в указе найдено было нужным добавить, что, если кто стал бы уклоняться от подписания, у того взять письменное объяснение о причине уклонения. После того, когда было окончено подписание Регламента указанными лицами в Москве, и сентября того же года дан был Златоустовскому архимандриту новый указ, чтобы он вместе с подполковником Давыдовым ехал в Казань и Вологду, где должны архиереи Казанский, Астраханский, Вятский, Холмогорский и Устюжский, а также архимандриты и архиереи степенных монастырей подписаться под Регламентом. Архимандрит Антоний уклонился, впрочем, на этот раз от возложенного на него поручения под предлогом невозможности отъехать от Москвы по случаю отправления им в приказе «превеликих дел» (раскольнических), и на его место назначен был Спасского монастыря в Казани архимандрит Иоанн Салникеев. К декабрю 1720 года подпись под Регламентом
_____________________
*) После этого к реглам[енту] приложили свои руки, с одной стороны, епископы и архимандриты, с другой, сенаторы.
— 19 —
была ужа совсем окончена и, по-видимому, благополучно. Только местоблюститель патриаршества, по свидетельству «Молотка на Камень веры», «весьма противился и чрез долгое время подписать Духовный Регламент отрицался, отговариваясь немощами, иногда же яко неясным некоторых пунктов толкованием».
Вслед за подписанием Регламента вызваны были в С.-Петербург назначенные для присутствия в Духовной коллегии лица, которые, по учинении присяги, до приготовления светлиц, т.е. до 14 февраля 1721 г., «в Александровском подворье пребывание имели». В январе 25 числа издан был манифест царский об учреждении Духовной коллегии. Этот манифест, судя по его слогу и мыслям, принадлежит также, вероятно, перу автора Регламента. Февраля 9 того же года Сенат особыми указами дал повсеместно знать, «дабы писать о чем надлежит к святейшему правительствующему Духовому Синоду доношениями к патриаршия и архиерейския вотчины сборами и правлением ведать в том же Синоде». Приблизительно около этого же времени «Его Величество слушал сочиненного Духовного Регламента во второй раз и аппробовал оный, по которому учинен Духовный Синод, который того же месяца в 14 день начало свое восприял». Об этом «восприятии начала» Святейшим Синодом на другой день, т.е. 15 февраля, было помещено в «С.-Петербургских Ведомостях» следующее известие:
«Сего февраля в 14 день в церкви живоначальной Троицы на литургии было народное собрание великое, как духовного, так и мирского чина, при котором и сам Его царское величество высокою своею особою присутствовать изволил, и предика была о объявлении начинающейся Духовной Коллегии, которую чинил архиепископ Псковский.
Эта проповедь о начале духовной коллегии была произнесена Феофаном на текст: “избрах вас и положих да вы идете и плод мног принесете”.
А по окончании оной служили молебен определенные быть в той коллегии особы».
Так учреждена была духовная коллегия (14 февраля 1721 года) — Святейший Синод.
____________
— 20 —
II. Неканоничный характер реформы
«Не подлежит ни малейшему сомнению, — говорит покойный проф. Соколов, — что соборность церковного управления есть основное, характеристически-церковное, каноническое начало» *) Собору же принадлежит высшая церковно-законодательная власть установления правил церковной жизни и устройства: «не от единого епископа, но обще епископом всем собравшимся изводятся правила», — прекрасно формулировано это положение в Кормчей книге. Таков принцип, всегда свято хранившийся православною церковью, представлявшийся ей неразрывно связанным с самым понятием о церкви… Такова была её практика во все века ее существования, за немногими печальными исключениями, осужденными самою церковью и историей, как явления ненормальные, болезненные, достойные всяческого порицания.
Вспомним церковно-право-образующую деятельность соборов — поместных и вселенских — в древней церкви; напомним о соборах русской церкви до Петровского времени — Владимирском, Стоглавом, Большом Московском и др. Собором ли был составлен и издан Духовный Регламент?1 Нет! Он всецело обязан своим возникновением воле великого преобразователя России, и уже одно это обстоятельство сообщает неизгладимую печать неканоничности всей реформе.
Решив учредить Духовную Коллегию, Петр и не подумал осведомиться о мнениях русских архиереев **). Об архиереях он вспомнил лишь тогда, когда пришло время им подписывать Регламент: «объяви преосвященным архиереям»… Таким
_____________________
*) Н.К. Соколов. По поводу статьи о соборном управлении в христианской церкви, 1871 г. стр. 3.
**) Как в прошлом году Духовная Коллегия, усвоившая способ действования своего творца, не подумала узнать мнений русских епископов (не говоря о мирянах) по вопросу о втором браке прелюбодеев. На это указал в Известиях Пекинского Братства преосвящ. Иннокентий, за каковую дерзость ему — епископу — воспрещено было издавать названные Известия впредь до приезда 2-х командированных св. Синодом цензоров!!! Mirabile et horribile dictu! Ред.2
— 21 —
образом, те, собору коих принадлежит верховная законодательная власть в церкви, были унижены до положения лиц с правом только совещательного голоса: «ежели что не так покажется, то б ремарки показывали и на каждой ремарке — экспликацию вины дела». Но и это право оставлено было за ними лишь для видимости. Петру необходимы были только их подписи, чтобы придать Регламенту характер авторитетности в глазах духовенства и тех из мирян, которые помнили традиции древнерусского времени и знали правила св. церкви, по которым всякое вмешательство светской власти в дело церковного законодательства самым настойчивым образом отстраняется. И вот он посылает подполковника Давыдова собрать подписи от архиереев. Что этот сбор подписей сделан был не без насилия, нечего и доказывать: требование письменного объяснения в случае уклонения от подписи равносильно угрозе судом. О свойствах суда в Петровское время дает достаточное понятие уже одно существование знаменитого и страшного Преображенского приказа. А что и архиереев, в случае их сопротивления делу Петровских реформ, не защищал от привлечения к суду самый их высокий сан, показывают примеры: казни Ростовского архиерея Досифея, лишения сана Игнатия Тамбовского, ссылки в Сибирь митрополита Крутицкого Игнатия… Неудивительно, что подполковник Давыдов per fas aut ne fas3 (пока для нас это безразлично, и нам важно лишь установить в принципе, что согласие архиереев не было свободным) сумел собрать нужные ему подписи. А продолжительные, но неудачные уклонения от подписи самого видного из архиереев, местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского, который, если потом и подписался, то, очевидно, лишь уступая силе, показывают, что прочим, не столь важным архиереям нечего было и думать об уклонении. А почему Златоустовский архимандрит Антоний не поехал с Давыдовым в Казань и Вологду? Уж не потому ли, что слишком тяжелою для его нравственного чувства была возлагаемая на него миссия — вымогать подписи у архиереев и других особ духовного чина?..
Скажут, что соборное обсуждение Регламента было. Ведь Петр поручал «преосвященным архиереям и господам Сенату» посылаемый к ним проект Регламента «выслушать,
— 22 —
так ли оному быть», и на этом обсуждении он был одобрен, как открывается из письма Петра к сенату: «Вчерась и от вас слышал, что проект духовной коллегии как архиереи, так и вы выслушали и приняли все за благо». Но этого ни в каком случае нельзя назвать соборным обсуждением. Прежде всего, здесь присутствовали только шесть архиереев, — число слишком незначительное, чтобы счесть их представителями всероссийского архиерейства. Затем, и здесь мы вправе повторить свое подозрение о несвободном одобрении ими Регламента.
Далее, весьма важное отличие этого обсуждения от соборного создается тем обстоятельством, что никаких актов и протоколов от этого quasi—соборного заседания не осталось. Петр пишет: «слышал я вчерась, что приняли все за благо», но так ли было на деле, где тому ручательство?.. Наконец, и еще одно обстоятельство — как бы мы в принципе к нему ни относились — с точки зрения исторической традиции церкви может быть поставлено в упрек Петру: обсуждение и подписание Регламента «купно с господами сенатом» слишком не похоже на соборную практику древней церкви, по которой светские лица решающего и определяющего голоса на соборе не имели.
Нам еще могут возразить, что подписи архиереев на Регламенте заменили соборное одобрение его; а согласие на реформу восточных патриархов поднимает значение Петровского дела до степени мероприятия, санкционированного вселенским собором.
Но это возражение мы без труда можем опровергнуть на основании 47 правила св. Василия Великого во втором его каноническом послании. «Должно собираться большему числу епископов, — говорит св. отец, — и так изложить правила, дабы и действующий был безопасен, и ответствующий на вопросы имел достоверное основание для ответов».
Здесь мы имеем авторитетнейшее объяснение причины, почему необходим собор, и почему его не могли заменить подписи архиеерев с «ремарками» и «экспликациями», в случае каких недоразумений.
Собор был необходим, «дабы действующий был безопасен». В самом деле, на соборе каждый архиерей мог проводить известное постановление, не боясь никакой личной ответственности или преследования. Автор регламента прекрасно по-
— 23 —
нимал это, когда писал в защиту коллегиального правления: «Коллегиум свободнейший дух в себе имеет к правосудию, не тако бо, якоже единоличный правитель гнева сильных боится; понеже и причины проискивать на многих, а еще разностатейных особ, не тако удобно есть, яко на единого человека». Спрашивается: почему же этой прекрасной мысли Петр не принял во внимание при самом учреждении Синода? Очевидно, потому, что боялся собора и не доверял ему. А когда у каждого требуют отдельной подписи, а в случае недоумений «ремарки» и «экспликации», да «письменные объяснения», — то едва ли у кого найдется «свободнейший дух», чтобы «гнева сильных не бояться»… *)
Ссылка же на одобрение Святейшего Синода восточными патриархами в вопросе о каноничности самого учреждения и проведения в жизнь синодального устройства русской церкви также не может иметь значения, потому что, во-первых, одобрение это было неохотным, что открывается из крайней медлительности патриархов в присылке своих грамот (через два года по учреждении Синода), а во-вторых, и не все патриархи прислали такое одобрение. Только два патриарха — Константинопольский и Антиохийский — прислали Св. Синоду свои грамоты, в которых называли его «братом возлюбленным и превожделенным»; остальные же весьма тенденциозно промолчали на посланное к ним Петром извещение.
____________
III. Ослабление соборного начала
Сохранены ли в организации управления русской церковью свойства канонической соборности? Едва ли какой канонист затруднится дать на этот вопрос отрицательный ответ и искренно откажется подписаться под следующим суждением, находящимся в цитированной нами брошюре проф. Соколова: «Со
_____________________
*) Для угашения этого «свободнейшего духа» и в синодальных архипастырях светская власть до последнего времени прибегала к требованию «отдельных подписей», которые обычно и давались из-за боязни «гнева сильных». Ред.
— 24 —
времени учреждения Св. Синода начало соборное весьма ослабло в нашем церковном управлении; на низших степенях, в приходских общинах, с уничтожением выборного порядка и с устранением мирян от участия в делах приходских оно проявляется слишком слабо; в епархиях подменено началом коллегиальным, с совершенным уничтожением самостоятельности членов коллегии, и можно сказать, совсем исчезло, уступив свое место единоличному управлению. Средней или окружной степени в управлении совсем нет, и наши митрополиты носят только имя без канонического значения. На высшей ступени соборность, за исключением внешней формы, мало сохранила своих канонических свойств, лишена значения церковного представительства и подменена коллегиальностью, притом не основанной на выборном начале». Остановимся на раскрытии этого последнего положения.
«Постоянный синод, — говорит проф. Заозерский, — какую бы форму ни имел он, — есть во всяком случае только исполнительный орган целого собора архиереев поместной церкви. Его голос, обнаруживающийся в решениях, постановлениях, определениях, имеет обязательную силу при том канонически необходимом условии, что все прочие епископы безмолвно согласны с этим голосом». Древняя церковная практика, как видно из 19 правила Антиохийского собора, узаконила как форму, в какой выражалось это согласие, — присылку грамот. Все это не имеет никакого места при нашем синодальном управлении. Члены Св. Синода вовсе не суть представители от епархий, а только, как выражается Регламент, «лица, от высочайшей власти (т. е. императора) учрежденные», которым «подлежат ко управлению некоторые собственные (т. е. особенные) дела». Другими словами, они образуют не «правительство» церковное, как нередко называет их Регламент, а государственное чиновничество… И в различных исследованиях по церковному и государственному праву мы действительно нередко можем встретить такой именно взгляд на Синод.
Еще не так бы резко бросалась в глаза эта неканоничность в строе нашего церковного управления, если бы члены Духовной Коллегии избирались правоспособными к тому членами самой церкви. Этим был бы сглажен государственно-мо-
— 25 —
нархический характер ее, и она хоть немного получила бы вид церковного представительства. Но первые члены Синода, как и в настоящее время это бывает при назначении членов Синода, были поставлены в свою должность именным царским указом. Здесь уже и тени нет церковного представительства. Управление перестает быть соборным. Назначенные царским указом, члены духовной коллегии, разумеется, и должны руководиться не столько желаниями церкви, сколько желаниями царя. Где же здесь самоуправление церкви?
Но, несмотря на сделанные разъяснения, нам все-таки могут возразить: как же можно отрицать соборность введенного Петром церковного управления, когда все-таки в нем единоличная власть патриарха заменена властью собрания многих лиц? На это, во-первых, скажем, что власть патриарха никогда не была и не могла быть единоличной: он — не правитель церкви, а только обязательный председатель на соборе её иерархов: вне этого собора он — такой же архиерей, как и всякий другой, и в церкви никакой власти не имеет. «Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех», — весьма выразительно замечает о власти первого епископа поместной церкви 34-е апостольское правило. Эта же мысль была ясно выражена и на русских соборах 1667 и 1681 гг. Во-вторых, надо сказать, что коллегия — совершенно не то же, что собор. Обыкновенно между этими понятиями не делается строгого различия, и потому ничего нет необычайного в том, что некоторые даже очень серьезные писатели не видят оснований отрицать соборность нашего послереформенного церковного управления. Идея соборности тождественна с идеей самоуправления. Где нет последнего, там нет и соборности. Соборность состоит не в том, что во главе правления стоит не одно лицо, а несколько; она состоит в том, что действия правительства выражают желания всех управляемых. Поэтому управление может быть соборным даже и в том случае, если во главе его стоит одно лицо, но от всех наделенное правительственными полномочиями и доверием; и наоборот, — даже состоя из многих лиц, оно вовсе не будет соборным, если ему не будет гарантировано всеобщее доверие и одобрение (вспомним греческих олигархов). Коллегиальность же характеризует лишь систему внутренней организации чинов-
— 26 —
ничества. В бюрократической системе управление известным кругом государственных или общественных дел поручается одному чиновнику, который, уже за своей ответственностью, поручает те или другие части разным своим подчиненным и организует для этой цели разные канцелярии (bureaux): в коллегиальной же системе управление поручается вместе многим, т.е. власть заключается не в одном лице физическом, а в лице юридическом, называемым коллегией. В обоих случаях характер ответственности один и тот же: чиновники ответственны только перед верховной властью, их поставившей, равно и характер деятельности один и тот же: чиновники суть лишь исполнительные органы воли верховного правителя. Совсем не то — при самоуправлении, совершившемся через представительство. Там члены правительственного собрания ответственный каждый только перед своими доверителями, а по характеру деятельности такое собрание совершенно самостоятельно.
Весьма характерно, что с учреждением Святейшего Синода ослабляется духовная связь России с православными восточными церквами. Раньше на богослужении наряду с русским патриархом поминались и восточные патриархи. Теперь же сами члены Синода стояли за отмену возношения патриаршего имени. Один только президент Св. Синода Стефан Яворский 9-го июня 1721 года выступил решительным защитником этого древнего глубоко знаменательного церковного обычая. «Преосвященнейшие иерархи и прочие отцы святии и братия, — писал в своем особом мнении президент духовного собрания, — понеже вольный голос должны иметь все члены коллегии, то дайте и мне вольный голос, который таков есть: мне видится, что в ектениях и возношениях церковных явственных можно обоя вместити, напр. так: о святейших патриарсех православных и о святейшем правительствующем синоде. Какой в том грех? Какой убыток славы и чести святейшему российскому синоду? Какое бессмыслие и непристойность? Паче же Богу приятно и народу велми угодно было бы». Но этот смелый убежденный протест своего президента Святейший Синод нашел несправедливым и возмутительным. Самому Стефану Яворскому был послан указ, которым под угрозою строгого нака-
— 27 —
зания запрещалось ему показывать поданное им особое мнение кому бы то ни было. *)
____________
IV. Власть Государя по Духовному Регламенту
В именном указе Петра Великого об учреждении Духовной Коллегии так мотивировано его решение преобразовать строй церковного управления: «Между многими, по долгу богоданныя нам власти, попеченьми о исправлении народа нашего, и прочих подданных нам государств, посмотря и на духовный чин, и видя в нем многое нестроение и великую в делах его скудость, несуетный на совести нашей возымели мы страх, да не явимся неблагодарны Вышнему, аще толикая от Него получив благопоспешества во исправлении, как воинского, так и гражданского чина, пренебрежем исправление и чина духовного… Того ради, образом прежних, как в Ветхом, так и в Новом Завете, благочестивых царей, восприяв попечение о исправлении чина духовного, а не видя лучшего к тому способа паче соборного правительства… уставляем духовную Коллегию» и т. д. Здесь исправление духовного чина объявляется неотъемлемой принадлежностью Божественного права русского Государя. Право это в отношении к церкви должно быть названо верховным, потому что приравнивается к правам относительно чина гражданского и воинского, а эти последние права суть верховные **). Получаем формулу, что Государь русский имеет верховную богоданную власть в делах церковного устройства и управления.
Не менее, если не более, рассмотренного нами именного указа подавали и подают повод к обвинениям нашей церкви в цезарепапизме следующие слова «присяги» членов Духов-
_____________________
*) «Ж[урнал] М[инистерства] Н[ародного] Пр[освящения]» 1892 г. июль. Стр. 17—18 и «Р[усский]. В[естни]к» 1891 г. ноябрь, стр. 186.
**) Что власть русских Государей, с точки зрения нашего государственного права, притязает на атрибут божественности, об этом см. у Романовича-Славатинского стр. 124.
— 28 —
ной Коллегии: «Исповедую же с клятвой крайнего Судию Духовныя сея Коллегии быть Самого Всероссийского Монарха Государя нашего Всемилостивейшего». Много было разными апологетами Петровской реформы потрачено усилий на изъяснение термина «Крайний Судия» — с целью показать, что он не содержит в себе ничего сходного с терминами «summus episcopus» и «Глава церкви», которые были уже достаточными основаниями для обвинения. Мы не будем здесь разбирать этих рассуждений. По нашему мнению, «крайний судия» означает безапелляционного судью, т. е. наделенного правами верховной власти. Эта верховная компетенция юрисдикции весьма способна напомнить неограниченность прав папского престола.
Столь же сильное основание для обвинения в цезарепапизме дает и следующее место из 1-й части Духовного Регламента: «а яко христианский государь, правоверия же и всякого в церкви святой благочиния — блюститель, благоволил уставить духовный коллегиум». Блюстительство правоверия и благочиния исчерпывает всю полноту прав церковной власти. А стоит лишь эту власть квалифицировать как верховную, на что, по сказанному выше, уполномочивает приравнение ее к власти Государя в делах гражданского и воинского чина — мы получим в приведенных словах Регламента формулу главенства Государя в церкви. А что в смысле именно главенства понимало эту формулу само русское законодательство, открывается из того обстоятельства, что указанные слова Регламента вошли в 42-ю статью 1-го тома основных законов и снабжены примечанием, где император именуется Главою Церкви *)… К сказанному можно было бы еще присоединить, что в 6 пункте генерального Регламента Государь называется главой всех коллегий, следовательно — и духовной.
Интересно, что и сам Феофан, автор Регламента, понимал начертанный им образ отношений Государя к церкви в смысле понтификата и суммепископата. Один из его трактатов в защиту новой формы церковного управления носит заглавие: «Розыск исторический, коих ради вин и в яковом разуме были и нарицались императоры римские как языче-
_____________________
*) Романович-Славатинский, стр. 175.
— 29 —
ские, так и христианские, понтифексами или архиереями многобожного закона; в законе христианском христианские государи могут ли наречься епископа и архиереи, и в каком разуме». Сочинение это имело целью доказать из истории, что императоры — как римские, так и византийские, — сосредотачивали в своих руках власть не только светскую, но и духовную: доказывая это, автор хотел показать, что на управление церковными делами государь имеет право, и таким образом косвенно оправдать совершенное в церковном управлении преобразование. *)
И Петр действительно считал себя полновластным хозяином и крайним судиею не только в государстве, но и в церкви. Ясным доказательством этому служит между прочим его именной указ о предании вечной анафеме «во всех российских церквах» Стефана Глебова «в бесприкладном преступлении и бесстрашии и в письменном против Его Царского Величества народном возмущении явившегося» («Р[усский] В[естни]к», 1891 г., ноябрь, стр. 189).
____________
V. Деятельность Синода и епископов по Д. Регламенту
Обращаясь к рассмотрению общих задач, какие определяет для деятельности Св. Синода Регламент, или «дел общих», как они там названы, мы просто поражаемся чисто внешним характером задач. Не рискуя впасть в слишком большую неточность, их можно было бы назвать полицейскими. Вот они: «разыскивать вновь сложенные и слагаемые акафисты и молебны и иные службы»; «искоренять многочисленные моления»; «смотреть истории святых, не суть ли некия от них ложно вымышленные»; «прилежно разыскивать вымыслы, которые человека в недобрую практику ведут»; «разыскивать некие церемонии непотребные»; «разыскивать о мощах святых, где какие быть
— 30 —
сомнительными»; «о иконах святых смотреть»; преследовать явленные иконы, многогласие в службах, обычай давать молитву в шапку и т.п. Как будто читаешь отдел из Устава о предупреждении и пресечении преступлений. И так определяются задачи церковного управления… *)
В главе о посещении епископами городов своей епархии в ст. 1 предлагается им ездить по епархии предпочтительно летом, а не зимою, так как летом кормы дешевле; при этом выражено, что епископ может, не въезжая в город, — «не далече от города, на поле в палатке время перестоять, чтобы не трудить священства или граждан». В статье 4-й той же главы предлагается епископу «тайно у меньших церковников и аще кто иный удобный покажется спрашивать, как живут пресвитеры и дьяконы…», в ст. 8-й сказано: «иные дела и поступки, как священства, так и приходских людей, могут быть утаиваемые перед епископом… и о таковых тайно и искусно проведывать». В ст. 10-й предписывается о правлении и поведении близких к городам монастырей «выспрашивать в городах и селах от священства и мирян». Ст. 13-я определяет: «Да всяк епископ, какой он ни есть степенью, простой ли епископ или архиепископ или митрополит, что он духовному коллегиуму, как верховной власти, подчиняется, указов оного слушать, суду подлежать и определением его довольствоваться должен». Ст. 14-я предоставляет: «всякому архимандриту, игумену, строителю, приходскому священнику, так и дьяконам и прочим причетникам, свободно и вольно просить у духовного коллегиума суда на своего епископа, если кто в чем от него знатно изобличен будет. Также, если кто судом епископа своего не довольствуется, вольно ему чинить провокацию, т.е. переносить дело на суд духовного коллегиума»… Наконец, ст. 15-я определяет: «должен будет всяк епископ дважды в год (или как укажет о сем коллегиум) присылать в коллегиум отчеты, т.е. извещения, о состоянии и поведении епархии своей; все ли добро или некое неисправление есть, которого он переставить не может и для чего не может. А хотя б все добро
_____________________
*) «Богословский вестник» за 1904 г., №2, стр. 227—8.
— 31 —
было, то тем не менее должен епископ известить в коллегию, что, слава Богу, все хорошо. Но если бы известил, что все хорошо, и из другого места бы показалось, что нечто в епархии его делается суеверное, или и явно богопротивное, епископ бы ведая то утаил и до коллегии не донес, то самого его позовет на суд к себе коллегия и по довольном уличении подвержет его наказанию, яковое уставлено будет». Пункт 17-й из отдела о епископах узаконивает, «чтобы епископы смотрели, хранятся ли по епархии его от пресвитеров и монахов и прочих должныя оным заповеди, и чтоб имел на это духовных фискалов; обаче, понеже сие не довольно есть, ибо и фискалы оные, дружа своимъ благодетелям или мзду емля, многое утаевают, того ради подобает епископу въ годъ или два года единожды обыти и посетить епархию свою». В прибавлениях к Регламенту — «правилах причта церковнаго и чина монашеского» (ст. 10), священникам вменяется в обязанность доносить тайной канцелярии и преображенскому приказу об узнанных на духу злоумышлениях и о совершенных уже суеверных делах, причем в успокоение иерейской совести разъясняется, что «сим объявлением духовник не объявляет совершенной исповеди, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: “аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единым… аще же не послушает, повеждь церкви”»!
Итак, обязанности епископов сведены в Регламенте к разного рода внешним действиям, способы выполнения которых самым подробным и точным образом указаны в том же Регламенте. Даже поучения к духовенству и народу, которые вменялись епископам в обязанность говорить при объезде епархий, должны были быть сочинены в духовной коллегии, «понеже не всяк епископ может чистое слово сложить», вернее же для того, чтобы епископы не говорили при этом чего-нибудь лишнего, конечно с точки зрения составителей Регламента.
Главнейшими обязанностями епископов по Регламенту являются соглядатайство, тайное выслеживание и выспрашивание и доношения духовной коллегии, которой епископы отданы в полную власть телом и душой *)…
_____________________
*) «Русский Вестник» за 1891г., №11, стр. 174—175; 183.
— 32 —
«Недаром, — замечает проф. Заозерский, — практика церковных полномочий в течение XVIII века Св. Синодом и епархиальными архиереями, навыкнувшими “духовной политики”, выработала официальные, чуждые всякой иронии, термины “духовной команды” и “духовных командиров”. Недаром же Св. Синод в течение почти всего XVIII века имел свою тюрьму и всегда большее или меньшее число своих колодников, равно как призревал на время и колодников других коллегий, а для применения к делу средств для обуздания непокорных, кроме духовных средств, имел в своем распоряжении гвардии сержанта и 26 солдат» *).
____________
VI. Отношение к Синоду Петра Великого **)
Как установленная государем, духовная коллегия должна быть в зависимости от него. Зависимость эта выражается прежде всего в том, что сам государь назначает ее членов, и, во-вторых, он следит за всем, и без его ведома Синод не может издавать новых постановлений по своему ведомству. Так, на первых порах Синод попробовал было издать, не представив государю на апробацию, предполагаемые постановления, и государь, узнав об этом, сделал выговор членам Синода и изданные определения велел уничтожить. Но эти же постановления, когда в 1722 году они были представлены ему на апробацию, он одобрил к изданию. Сам государь присутствовал при открытии духовной коллегии, не переставал бывать в заседаниях в Синоде и до самой своей смерти. Впрочем, он в Синоде бывал гораздо реже, чем в Сенате. Но это ему не мешало внимательно следить за действиями Синода. Святейший Синод представлял ему докладные пункты,
_____________________
*) Н. Заозерский. О священной и правительственной власти и о форматах устройства православной церкви. 1891 г., стр. 301—302.
**) «Ж[урнал] М[инистерства] Н[ародного] Пр[освещения]» 1892 г., июнь, стр. 272—274.
— 33 —
Петр же полагал свои резолюции, как видно из памятников, помещенных в Полном Собрании Постановлений. Но этим Петр Великий не ограничивался. Как верховный судья духовной коллегии, он то и дело находил нужным руководить ею. Он издает указы, в которых обращает внимание Синода на необходимость исправления тех или иных сторон церковной жизни; если он уезжает, то и тут не забывает Синода; он пишет тогда ему письма, в которых или требует от него исполнения чего-нибудь, или велит подождать решать какое-нибудь дело до своего приезда, или же отвечает на предложенные Синодом вопросы. Например, в Синоде возник вопрос об отличиях в церемониях и одеждах малороссийских архиереев от великороссийских, Синод сам не берется решить его и пишет обо всем государю, который тогда был в Астрахани; а государь отвечает ему, отказываясь, однако, теперь же решать эти дела: «понеже иные без рассуждения с вами и сенатом за очи решать невозможно и другие же дела могут и подождать».
Словом, сам Синод без ведома государя ничего не предпринимал. Это хорошо видно из всех тех указов, какие давал Петр Великий Синоду даже в таких вопросах, как вопросы веры и нравственности. Стоит только вспомнить известный указ Петра относительно исповеди, превращавший это великое святое таинство в способ распознавать политическую благонадежность подданных, и совершенно ясно становится, как далеко простирал преобразователь свою мощную руку. Он смотрел на Синод как на государственное учреждение, а потому с своей точки зрения, конечно, был прав, требуя, чтобы Синод служил пользам государства. Страшное невежество в народе и духовенстве заставляло государя заботиться об искоренении этого зла, и вот он через посредство Синода думает достичь своей цели. Он издает указы, в которых обращает внимание Синода на невежество русского народа и велит ему озаботиться о помощи этому горю. В 1724 году государь обратился к нему с указом, который начинается такими словами: «Святейший Синод! Понеже разговорами я давно побуждал, а ныне письменно, дабы краткия поучения людям сделать». В том же году государь повелевает Синоду опреде-
— 34 —
лить монастыри для школ; он поручает Синоду также переводить некоторые, необходимые, по его мнению, книги; в 1724 году он назначает в Синод переводчика-советника берг-коллегии Шафирова; издает указы о монахах и вообще о духовенстве; сокращает, наконец, круг ведомства церковного суда в том отношении, что предметы, бывшие до сих пор в ведении церкви, по воле государя теперь исключены из круга занятий Синода. Словом, государь как в Регламенте определил Синод государственным учреждением, «от высочайшей власти учрежденным», так и до конца своей жизни смотрел на него как на подчиненную ему коллегию, для которой он, государь, «крайний судья», коему обязан предоставлять Синод свои определения; последние, однако, государь может принять, но может и не принять, как действительно и случалось.
____________
VII. Отношение к Синоду духовенства и народа *)
Хотя по указу государя Святейший Синод должен был заменить патриарха, но в глазах большей части духовенства и народа Синод долгое время не имел такого значения.
Несмотря на то, что в Синод епископы обязаны были писать доношениями, как ему подчиненные, однако они позволяли себе писать к нему ведениями, как равные ему, а это уже было «умалением синодальной чести»; иногда же они называли Св. Синод «превосходительством» и т.д. Синод не мог, конечно, равнодушно смотреть на подобное к себе отношение со стороны своих подчиненных и взыскивал с них за такие «продерзости», разъяснял им свое значение и власть, требуя беспрекословного повиновения себе, «понеже оный Синод имеет честь, силу и власть патриаршую или едва ли не большую, понеже есть собор». Однако и после таких разъяснений бывали случаи, когда владыки отказывались исполнять синодские распоряжения, потому что там заседали также низшие их иерархические чины, протопопы и попы. Если такое отношение к Синоду было не-
_____________________
*) «Ж[урнал] М[инистерства] Н[ародного] Пр[освещения]», Июль, 1892 г., стр. 15, 17, 18, 21, 22.
— 35 —
редким со стороны епископов, то оно еще чаще было среди низшего духовенства, священников и монахов. Священники не хотели вспоминать Синода на ектениях; монахи, иеромонахи и архимандриты то и дело ослушались, не принимали его указов и подчас произносили о нем «поносительные слова». «Что де за Синод, и какой Синод?» — кричал в 1724 г. Троице-Сергиевский иеромонах Викентий с другими монахами. Монахи Саровской пустыни, прочитавши тетради о монашестве, рассуждали: «конечно в России быть Св. Синоду не подобает, а подобает быть святейшему патриарху». Главным образом являлись подметные письма и тетради в монастырях, в которых ругали Синод и восхваляли патриаршество, хотя, по словам Феофана Прокоповича, похвалы патриаршеству писались «столь скудно и студено, что сами святейшие патриархи в награждение такой похвалы осудили бы тех писателей на шелепы, плети и вечную ссылку».
Светские писатели при случае не стеснялись в выражениях о Синоде, иные при этом позволяли себе такие слова о нем, что нельзя передать их письменно.
Одним словом, недовольных учреждением Синода были целые массы: везде слышен был ропот и появлялись подметные письма, которыми выводилось из пророчеств, что народился антихрист, и народ возбуждаем был против государя к бунту.
В раскольническом сочинении «Собрание от св. писания об антихристе» все доказательства антихристова пришествия обращаются около уничтожения патриаршества.
Ропот недовольных доходил до Синода, и он предпринимал с своей стороны меры к прекращению этого недовольства. Феофан Прокопович пишет оправдательные статьи в виде трактатов, в которых старается представить возражения на обвинения и разрешить недоумения.
Ропот и недовольство не прекратились и два года спустя, когда существование Синода признали и восточные патриархи (только двое из них: константинопольский и антиохийский). Давно уже русские критически относились к грекам, подозрительно смотря даже на их православие, и потому грамоты патриархов не произвели почти никакого впечатления. Зато хвалебные гимны
— 36 —
Петру со стороны протестантов еще более соблазнили православных и враждебно настраивали по отношению к реформе. Иначе и быть не могло.
Такое враждебное отношение к новой форме церковного управления со стороны как духовенства, так и паствы не позволяет соглашаться со взглядом, по которому Святейший Синод даже и в первые годы своего существования является учреждением чисто церковного характера. В самом деле, если бы Святейший Синод в первоначальном своем виде не носил слишком явной печати государственности, то, конечно, не могло быть того неудовольствия, с которым отнеслись к нему современники. Любопытно, что изменение в положении Синода началось сразу же, по смерти Петра Великого, когда живы были такие его энергичные сподвижники как Феодосий Яновский и Феофан Прокопович, одни из первых членов Святейшего Синода.
Не вдаваясь в подробности, вспомним только вкратце, что в первый год по смерти государя заменены были иностранные названия членов Синода теми, которые сохранились и доныне («первоприсутствующий» и «присутствующие»). В тот же год был сделан и другой шаг назад, гораздо важнее первого. В первые же годы по смерти Петра, при том же Феофане Прокоповиче, были отменены такие меры, как запрещение постройки новых церквей, закрытие домовых [церквей], уничтожение часовен и строгое запрещение строить новые, запрещение ходить в дома со Святою водой и Святыми иконами (древний этот православный обычай, известный и ныне всем, назвал был в Духовном Регламенте пустым «суеверием»), ибо они шли вразрез с понятиями большинства русских того времени, оберегавших «свое», «православное» и смело смотревших в глаза иностранцам без боязни, что они скажут или подумают о них.
____________
VIII. Положение Синода после Петра I *)
Начиная с Петра Великого или, лучше сказать, с Духовного Регламента старорусская система гармонического сочетания го-
_____________________
*) Изложено с незначительными добавлениям по сочинению профессора университета св. Владимира А. В. Романовича-Славатинского: Система русского
— 37 —
сударства и церкви нарушилась в смысле утраты церковью ее внутренней самодеятельности и крайнего подчинения ее бюрократическому элементу. Большое значение имело в данном случае усиление власти обер-прокурора при Святейшем Синоде. Будучи, по выражению Петра I, «оком государевым и стряпчим в делах государственных в Синоде», он должен был «накрепко смотреть, чтобы в Синоде не на стол только дела вершились, но и самым действом по указам исполнялись». Первоначально по инструкции обер-прокурор имел значение только наблюдателя, но скоро сделался полным руководителем Синода. «Обер-прокуроры Синода, — говорит Кедров, — действовали очень нередко через Синод, как через свое орудие, и управляли таким образом внутренними делами всей русской церкви» **).
Некоторое основание такой власти дано в самой Петровской инструкции. По этой инструкции, обер-прокурору «должно в своей дирекции иметь канцелярию синодскую и служителей оной». Из этой-то «дирекции», по замечанию профессора Горчакова, и развилась та широкая административная власть обер-прокурора в русской православной Церкви, которая совершенно парализовала ее, как животворную силу, превратив в одно из ведомств, ведомство православного исповедания.
Точка отправления этой системы, несомненно, Духовный Регламент. Усиливается она при обер-прокуроре кн. Голицыне, с указом 1803 г. о вызове в состав Синода епархиальных архиереев для временного присутствования в Синоде. По Духовному Регламенту, Синод имел постоянных членов, борьба с которыми, конечно, была труднее для синодских обер-прокуроров XVIII века, чем борьба с выбранными по усмотрению самого обер-прокурора временными членами в XIX веке, когда даже такие сильные и мощные иерархи, как Московский Филарет, должны были уклоняться от присутствия в Синоде, чтобы не подчиняться таким обер-прокурорам, как граф Прота-
_____________________
государственного права в его историко-догматическом развитии, ч. I. Основн. государств. законы, 1886 г. стр. 173, 174—5, 176—7.
*) Ср. предыдущую статью Влад. Соловьева, стр. 7.
**) Духовный регламент в связи с преобразов. деятельностью Петра Великого, стр. 62.
— 38 —
сов. «Этот указ 1803 г., — говорит профессор Тихомиров, — нельзя не рассматривать как значительный шаг вперед на пути к окончательному порабощению церкви. Благодаря этому указу власть архиереев, заседающих в Синоде, сделалась совершенно призрачной, потому что обер-прокурор всегда имеет возможность избавиться от неугодного ему члена Синода» *). В 1818 г. учреждено министерство духовных дел и народного просвещения. С закрытием его в 1824 г. вся власть министра духовных дел перенесена на обер-прокурора. С этого времени православная церковь получает официальное наименование «ведомства православного исповедания», окончательно организованного при обер-прокуроре графе Протасове в 1835 г. — на тех же основаниях, как и все другие министерства. Обер-прокурор вполне получает права министра по законодательным и административным делам православной церкви. По делам этого рода его стали приглашать в заседания государственного совета и комитета министров, где он является единственным представителем православной церкви.
«Параллельно с возрастающим значением обер-прокурорской власти, получила большую определенность формулировка отношений государя к Церкви» **). В акте о наследии престола 5 апреля 1797 г., Император именуется главою Церкви. Выражение это вошло в основные законы как примечание к 42 статье 1 тома, которая постановляет: «император, яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния» ***). Некоторые исследователи нашего конфессионального вопроса не довольны такою редакциею 42 статьи. Профессор Горчаков видит в ней отблеск протестантских воззрений, выраженных в учении о сумм-епископате. «В словах блюститель правоверия, — говорит он, — так и слышится отражение понятия: Schirmherr der Reinheit der Lehre». Г. Тернер находит более правильным выражение «защита и охрана дог-
_____________________
*) «Богословский вестник» за 1904 г., февраль, стр. 244.
**) Ibid. стр. 245.
***) Статья эта заимствована из Духовного Регламента «яко христианский государь правоверия же и всякого в церкви святой благочиния блюститель».
— 39 —
матов» заменить «охрана церкви». Ст. 42, по его мнению, следует понимать так: «Хранителем христианских догматов является вселенская церковь, а охранителем местной церкви — глава государства». Несомненно, редакция 42 ст. может подавать повод к недоумениям и различным толкованиям, а примечание к ней порождать заблуждение о русском цезарепапизме. Пересмотр этой редакции был бы поэтому очень желателен.
Охраняя русскую православную церковь, самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного или, лучше сказать, при посредстве бюрократической системы обер-прокурора, как «государева ока» по делам церкви православной. Представление кандидатов на вакантные епископские кафедры принадлежит Синоду через обер-прокурора, но выбор кандидата — неотъемлемое право верховной власти. Еще более: она может назначать на епископскую кафедру motu proprio. Подобные антецеденты бывали в период синодальный.
____________
IX. Отсутствие цезарепапизма в русской церкви
Хотя законодательство Петра вводило у нас цезарепапизм, а церковно-административная практика Петровского и последующего времени сохраняла цезарепапистический характер, намеченный в Регламенте, все-таки управление нашей церкви нельзя признать цезарепапистическим. Дело в том, что эта система, хотя и узаконенная и практически осуществлявшаяся, никогда не признавалась законною как со стороны иерархии, так и со стороны паствы.
Что касается народа, то в его глазах высшею церковною властью всегда были святители церкви. Лишь заручившись их согласием, хотя бы только видимым, мог Петр надеяться сообщить авторитетность в глазах народа новому церковно- правительственному учреждению. И во все последующее время для народа истинной церковной властью оставался собор иерархов, а не повелевавший последним Государь; и если бы Госу-
— 40 —
дарь задумал без Синода издать какое-либо распоряжение по делам веры или церковной жизни, оно непременно вызвало бы народные волнения. В этом сознается и Регламент. В 7 пункте I его части говорится, что простые люди «не так на самодержца своего, яко на верховного пастыря в коем-либо деле смотрят». Это непризнание церковью верховной власти над собою Государя не позволяет называть ее управление цезарепапистическим.
Представителями же русской иерархии, этими истинными хранителями канонической идеи, ненормальность созданного Петром порядка вещей была всегда сознаваема — даже в самые тяжкие времена церковной жизни. Едва только миновал террор бироновщины и немецкого владычества в 18 столетии и императрица Елизавета вступила на престол, как два члена синода — Амвросий Юкшевич и Арсений Мациевич — подали Государыне доклад, в котором, указывая на патриаршество как на идеальную форму церковного управления и не дерзая мечтать о его восстановлении под гнетом свежих еще воспоминаний о тяжелом рабстве, хлопотали об устранении от Синода орудий этого рабства и о пресечении способов к порабощению, почему и просили Государыню упразднить должность светских чиновников в Синоде. Известно, что Елизавета не уважила этих представлений и оставила Синод в прежнем виде. Все XVIII столетие было самым неблагоприятным временем для самостоятельного развития церковной жизни.
Но едва настали лучшие и более свободные времена, мысль о канонической соборности воскресает в умах лучших людей. В первой четверти XIX столетия вопрос о необходимости созвания местных Соборов для дел веры и нужд церкви, независимо от постоянного Собора в лице Св. Синода, серьезно занимал покойного Московского митрополита Филарета. Из записок о его жизни и времени, изданных Сушковым, мы узнаем, что преосв. Филарет приходил к мысли и о ненормальности высшего управления нашей церкви. Ненормальность эта состоит в том, что в Синоде начало соборное слито с единоличным, и им одним заменены и личная власть патриарха, и ограничивающая ее власть соборная. Но и мыслям этого Первосвятителя не суждено было осуществиться за смертью императора Александра.
— 41 —
Из приведенных примеров видно, что лучшие представители нашей высшей иерархии, как только представлялась возможность, всегда были готовы высказаться против двух главных ненормальностей в церковном управлении — порабощения со стороны светской власти и отсутствия соборности.
И можно надеяться, что дух этого протеста никогда не замрет в доблестнейших из наших архипастырей; и доколе еще хоть искра этого духа будет теплиться в чьем-либо из их сердец, никто не имеет права обвинять нашу церковь в цезарепапизме.
Светская власть провозгласила принцип своего верховенства над церковью и фактически захватила в свои руки ее высшее управление; но церковь не признала и не одобрила своим согласием ни этого принципа, ни фактического захвата. Следовательно, на свое теперешнее состояние она может смотреть только как на временное.