Форум

Пожалуйста or Регистрация для создания сообщений и тем.

«Чтобы они были едино, как и Мы»: встреча с Церковью верных

Тема для обсуждения статьи:  http://fudel.ru/chtoby-oni-byli-edino-kak-i-my-vstrecha-s-tserkovyu-vernyh/

Для большего удобства несколько выписок из статьи:

«Да любите друг друга, как Я возлюбил вас»

«Вы други Мои» (Ин. 15:14), — приводит Сергей Иосифович в этом месте слова Спасителя, сказанные «при основании Церкви в последнюю ночь»5, — «если исполняете то, что Я заповедую вам». «Церковь есть неизбежность Божественной дружбы учеников Христовых», и поэтому «Церковь в ее святом, то есть в ее единственном, единственно реальном смысле», есть братство, соединенное Самим Господом и Его любовью: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15:12).

Жизнь «покаяльно-богослужебной семьи» как исполнение заповеди Господней

О схожем понимании церковной жизни в Москве начала ХХ века на примере «покаяльно-богослужебной семьи», сложившейся вокруг священника Алексия Мечёва (1859‒1923), прославленного в 2000 году в лике святых праведных, и его сына, священномученика Сергия (1892‒1942).

«Принятие семьи своей от руки Господней, пребывание с ней в единении, в любви, в смирении, и как следствие этого, венец отношения к ней — желание непрестанного купножития в ней в сем веке и грядущем — вот основы заповеданного нам пути, исполненного Самим Христом Спасителем» (о. Сергий Мечёв).

Община как «потаенная церковь»

«Еще при батюшке <о. Алексие Мечёве> существовали духовные семьи или группы, участники которых часто общались друг с другом. Они встречались иногда каждую неделю, вместе читали что-либо из святоотеческой литературы и молились. При отце Сергии это движение получило еще большее развитие. Разрослась община, и таких семей стало больше. Во главе каждой стоял кто-нибудь из более знающих, опытных или старших по возрасту. Он становился помощником духовного отца… и мог оказать первую духовную помощь сестрам – утешить, ободрить, поддержать в трудную минуту…»

Поэтому ни массовые репрессии, ни закрытие Свято-Никольского храма на Маросейке в октябре 1932 г. не привели ни к распаду общины, ни к отказу оставшихся на свободе членов общины от продолжения богослужений; правда, они начинают совершаться тайно, на дому.

 

 

В связи с текстом статьи я хотел бы поделиться одной мыслью, которая мне кажется очень важной, но при этом болезненной. Но сначала приведу отрывок из доклада Андрея Борисовича Ефимова о церковном предании и о жизни «потаенной церкви» в советское время.

В коммунальной квартире в Москве созидать мир христианской семьи было очень трудно. Легче было на даче, куда наша семья выезжала на выходные круглый год. Здесь христианский дух созидался и хранился не только родителями, которые много сил тратили просто на физическое выживание, но и няней-монахиней и другими людьми нашего круга, которые время от времени жили или приезжали на нашу дачу. Позднее на соседнем участке поселились Вера Максимовна Гениева и другие люди, связанные со схиигуменьей Марией и ее тайным монастырем в Загорске.

Достаточно сказать, что на нашей даче перед самой войной служилась литургия одним из священников маросейского храма (храм свят. Николая Чудотворца на Маросейке – ред.) о.Константином Рабенским, который во Владимире был в ссылке. Здесь он похоронил свою матушку, и, совершенно больной, был привезен моим отцом к нам на дачу, где необыкновенно радостно и счастливо провел весь Великий Пост 1941 г., вплоть до самой войны. Конечно, он служил.

Еще у нас в доме жили две монахини, одна из них была нашей няней. На соседний участок приезжал отдыхать будущий патриарх Пимен, в то время наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Недаром этот участок и его жители, и хозяева были связаны со схиигуменьей Марией, которая в Загорске предсказала митрополиту Пимену будущее патриаршество, и была, конечно, совершенно святой.

Таким образом, с детства мы соприкасались с самыми различными людьми-христианами, многие из которых прошли через ссылки, тюрьмы, лагеря.

И вот этот дух, эта жизнь («свой» дух, «своя» жизнь) и это служение – конечно, они собственно и были настоящей жизнью. А вторая жизнь была где-то снаружи, где-то вне.

Я по опыту знаю, что для многих слово «церковь» означает прежде всего «храм». При храме есть священник. Был бы храм, а туда уже собираются люди. То есть, можно сказать, первично «святое место», куда можно прийти, если возникла потребность…
А в традиции святых Алексия и Сергия Мечёвых или схиигумении Марии – наоборот. «Церковь» означает, прежде всего, «купножитие», то есть людей, которые вместе решились поставить служение Богу в центр своей жизни. Они не «приходят в храм», а «живут в церкви»: «эта жизнь («свой» дух, «своя» жизнь) и это служение – конечно, они собственно и были настоящей жизнью. А вторая жизнь была где-то снаружи…». То есть уже не место, а людей нужно бы назвать святыми.

Но тогда получается, что церковь оказывается «потаенной» даже в том случае, если никаких гонений нет! Ведь во внутреннюю жизнь «покаяльно-богослужебной семьи» человек чуждого духа войти не сможет…

Похоже, то же самое содержание жизни описывает в воспоминаниях о храме Кира и Иоанна на Солянке, где служил тогда архим. Серафим (Битюгов), Мария Витальевна Тепнина. Ее еще посадили по одному делу «о церковном подполье» с С.И. Фуделем. Описывает она как раз условно «приходской» период, до момента когда архим. Серафим уходит в затвор, и видно, что открытое богослужение в храме может стать в центр жизни.

Церковь на Солянке была очень маленькая, туда ходили люди одни и те же, духовные дети отца Серафима. К нему относились уже как к старцу, службы были такие, что, действительно, стоишь и не знаешь где ты, на земле или на небе. И люди жили этими богослужениями. Все праздники, все субботы, все воскресенья… Постом, можно сказать, не выходили оттуда.

В этом же отрывке ниже М.В. Тепнина пишет о реакции своего отца на приход о. Серафима. Отец ее был из интеллигенции, вообще верующего в Бога, но так и не открывшего для себя Церкви (в ее описании: «без молитвы никогда не садился за стол, я не помню, чтобы он не помолился утром и вечером, а в церковь не ходил совершенно»).

Хотя мне было это очень трудно, было время, когда я ходила тайком, потому что я еще тогда во власти родителей находилась. Мой отец очень строго следил за нашим воспитанием, в частности, за мной больше всех. И когда он узнал — ну я не скрывала этого — о том, что я прилепилась, как это называлось, к одной церкви, он побывал там и заявил: «Ходи куда хочешь, только не туда. Это скрытый монастырь».

Получается что максимум, что внешний человек может увидеть, соприкоснувшись с  реальной жизнью Церкви — это ощутить определенную границу между ней и собой. Обычно же, занятый своими проблемами, внешний человек эту жизнь и вовсе не замечает (Церковь остается потаенной!), а если спросить его, начинает даже яростно отрицать ее существование!..

 

Проблема границ Церкви для христианина наверно актуальна всегда. Я вижу тут проблему именно в том, что человек (христианин или ищущий Бога) подлинно может получить возможность увидеть Церковь, но тут как раз и начинаются проблемы. Тайна Церкви его возносит в другой Мир и восхищает его, и чувствуя свою причастность, он также видит ее потаенность. Как правило, он пытается присвоить эту тайну себе и огородиться  границами, которые ранее мешали ему увидеть Ее, а это в корне противоречит сущности Церкви и тут, мне кажется, частый исток проблем.  Эти вещи, потаенность, таинственность, трансцендентность и всеобъемлющая сущность невозможно понять рационалистическим сознанием, а  что такое святость  не сразу понятно и, тем более, не сразу принимается человеком.