Священник Сергий Мансуров (1890 – 1929)

Отец Сергий Мансуров … с особенной силой учил о Церкви именно как об уже открытых вратах Царства Святого Духа, то есть тем самым о реальной неразделенности для христианской жизни Сына и Духа.

Сергей Фудель. Начало познания Церкви.

Краткая биографическая справка

Мансуров С.П.

1912 — окончил философское отделение историко-филологического факультета Московского университета

1914 — женился на Марии Федоровне Самариной (1893–1976), племяннице Александра Дмитриевича Самарина

1915 — работал в санитарном отряде «Земского союза» на Кавказском фронте

1917–1921 — работал в Комиссии по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой Лавры

1920, 1925 — дважды был арестован, в общей сложности 6 месяцев провел в тюрьме

18 ноября 1926 — рукоположен во иерея, служил в Сергиевом женском монастыре у с. Дуброво в 12 км от Вереи

Скончался от туберкулеза 2/15 марта 1929 г. в Верее

* * *

Священник Сергий Мансуров известен как автор оставшихся незавершенными  «Очерков из истории Церкви». С.И. Фудель вспоминал как в доме М.А. Новоселова, в комнате, где висели портреты трех великих мирян Церкви XIX века: Достоевского, Хомякова и Соловьева, — Сергей Павлович читал отрывки из своей «удивительной» «Истории Церкви»:

Удивительной она была тем, что это была впервые действительно история именно Церкви, то есть святого Богочеловеческого организма, история святой жизни и мысли тех, кто составлял ткань этого организма, а не история ссор на Соборах, преступлений пап и патриархов и заблуждений мирян. О зле внутри церковной ограды очень надо писать, но писать не как о Церкви, но как об анти-Церкви, а этого как раз и не делается, в результате чего в истории Церкви можно заблудиться и не найти ее. Удивительной была не только история Церкви отца Сергия Мансурова (он тогда еще не был священником), но и он сам, подвижник тех лет.1

Замысел «Истории Церкви» возник у Сергея Павловича отчасти после выхода работы о. Павла Флоренского «Столп и утверждение Истины». Это должно было быть многотомное сочинение, охватывающее историю Церкви от Апостолов до прп. Серафима и св. прав. Иоанна Кронштадского, представляющее явление святости в мире как «рассказ о живых носителях Церкви»2.

О. Сергий не успел завершить этот труд. Однако сохранился  написанный им сжатый, законченный и тщательно обдуманный очерк, который был напечатан много лет спустя после его смерти в 1971 году3 при горячем участии Марии Федоровны Мансуровой.

Кропотливая работа над Историей Церкви началась в 1914 году. По воспоминаниям Марии Федоровны, Сергей Павлович начинал свой день с ранней обедни в приходской церкви св. Антипия, расположенной недалеко от их дома на Воздвиженке.

А затем посвящал свое время розыскам древней литературы: или в залежах у букинистов, или в библиотеках старых монастырей. Его интерес был обращен к литературе житийной. Это были не только жития канонизированных святых, что иметь в руках в те дни не представляло трудности, это были жизнеописания непрославленных подвижников — монахов и мирян — мужчин, женщин, странников, юродивых, блаженных. Святые в истории, их присутствие в веках, явленное и сокровенно-творческое и жертвенное, особый род общества, их окружавшего, преемственность благодатной жизни как тайна предания; разрыв школьно-богословской мысли с благодатным опытом святых, — вот те основы мысли, тот ее «образ», какой для будущего автора «Очерков» стал определяющим4.

Работа над Историей Церкви была плодом и продолжением всего строя жизни четы Мансуровых, которую близкие им люди описывали как «монашество в миру».

Из воспоминаний об о. Сергии Мансурове

Н.Д. Шаховская-Шик
Свящ. Михаил Шик

Н.Д. Шаховская-Шик5

О молитве в храме
Хозяйственная артель
Уроки церковной истории
О смирении
О священстве о. Сергия
Об отношении к декларации митр. Сергия (Страгородского) 1927 г.

О молитве в храме

Сергей Павлович Мансуров был для Натальи Дмитриевны «живым олицетворением церковности». Его высказывания и поступки часто служили камертоном подлинности тех или иных суждений и чувств. Наталии Дмитриевне, только начинавшей входить в жизнь Церкви, нравилось, что во время службы храм Черниговской пустыни, в который они тогда ходили, оставался полупустым. Она сказала об этом Сергею Павловичу.
— Да, — ответил он с обычной своей чуть-чуть шутливой улыбкой, — иногда хорошо помолиться в пустом храме, как хорошо помолиться и дома. Но я люблю больше храм, наполненным народом. Молитва в храме должна быть соборной.

…Когда у меня не было еще с ним [С.П. Мансуровым] ни одного разговора, я испытывала глубокое воздействие его духовного облика. И это было потому, что я видела его в храме.
Это было трудное, голодное время. Мы все ходили оборванные и постоянно с поклажей. Сергей Павлович часто приходил в Троицкий собор с большим саквояжем — с вокзала, — или с обедом из столовой, завязанным в салфетку.

Медлительно и спокойно он подходил через храм с своей ношей, часто в разорванной обуви, к подножью иконы, перед которой склонялся ниц. Мне чуялась большая свобода духа в этом спокойствии. Мне думалось, что он потому так невозмутимо ставил свой обед посреди храма, что все житейские помыслы он оставлял за его порогом.
К началу воспоминаний

Хозяйственная артель

Весна 1921 года сблизила нас на новом предприятии — хозяйственном. Под влиянием голода предшествующих лет и по инстинктивному тяготению «к земле» мы взялись за обработку участка земли. Основными членами маленькой артели были семьи Олсуфьевых, Мансуровых и наша. Главным нашим хозяйственным ресурсом были — неутомимая энергия Юрия Александровича [Олсуфьева] и собственные наши руки. Нам отвели нераспаханный участок плохой глинистой почвы.
Землю под картошку, после вспашки, которая только подняла дерн, разбивали лопатой, делая длинные гряды. На этой работе я не помню Сергея Павловича — она была не по силам его тогда уже слабому здоровью и ее делали принятые им в долю мальчики Голубцовы6.
Но Сергей Павлович нес караульную службу, когда урожай наш стал поспевать, ночуя в очередные ночи в маленьком шалаше по средине нашего поля. А когда пришло время сбора этого довольно скудного урожая, Сергей Павлович работал с нами вместе с женой.
Как сейчас вижу я их перед собой: оба высокие, спокойные, медлительные, плавными неторопливыми движениями склонялись и выпрямлялись над распаханными грядами, с какой-то особой, немного неуклюжей грацией, выбирая картошку, точно танцуя старинный менуэт.
Мы были все оборванные, руки были в земле, но здороваясь и прощаясь, Сергей Павлович с той же неуклюжей грацией неизменно целовал руку мне и Софье Владимировне [Олсуфьевой], чем иногда приводил меня в большое смущение.
Староста нашей маленькой артели — Юрий Александрович [Олсуфьев] — постоянно кипел хозяйственным азартом, заражая им моего мужа. Я тоже была одержима рабочим азартом — мне все хотелось побольше сделать. Мы иногда ворчали на Мансуровых за их медлительность. Сергей Павлович, казалось, этого не замечал: невозмутимо серьезно делал он свое дело, мало участвуя в хозяйственных совещаниях и волнениях. И, окончив работу, спокойно шествовал домой с лопатой на плече в старой выцветшей заграничной шляпе, в накинутом на плечи дорогом, но потертом пальто и в худых сапогах.
К началу воспоминаний

Уроки церковной истории

Сергей Павлович Мансуров, 13 февраля 1923 года. Рисунок М.М. ОсоргинойЗимой 1922–1923 года Сергей Павлович Мансуров предложил о. Михаилу Шику и его супруге почитать лекции по истории Церкви.
Скромная обстановка этих занятий очень соответствовала его характеру: он не создавал никакого кружка и не искал, значит, числа слушателей. Нашлось двое людей, интересующихся дорогим ему предметом, — этого было достаточно.
Иногда мы приходили к нему, но чаще он приходил к нам вечером вместе с Марией Федоровной — потому что мне не с кем было оставить маленького Сережу.
Сережа спал плохо — часто просыпался. Я подходила к его кроватке, чтобы его побаюкать. Сергей Павлович терпеливо ждал моего возвращения.

У Сергея Павловича был свой глубоко продуманный взгляд на историю Церкви, своя концепция церковных событий. Он владел огромным историческим документальным материалом, и святые, которых он считал столпами церковной истории, были для него живыми людьми. Он и нас хотел ввести в эту сокровищницу церковной истории. Он читал нам письма св. Игнатия Богоносца, — непосредственного преемника апостолов, и св. Поликарпа Смирнского — ученика св. апостола Иоанна Богослова, послания епископа III в. (и мученика) Киприана Карфагенского и отрывки из мученических актов. Передо мной открылся совершенно новый мир, и некоторые его уроки глубоко врезывались в душу.

Особенно помнится мне вечер, когда Сергей Павлович познакомил нас с записками мученицы Перпетуи. У нее и у мученицы Фелицаты были грудные дети. Может быть, это сходство внешнего положения с нашим не осталось без влияния на выбор Сергея Павловича. Читать записки (во французском переводе) он дал Марии Федоровне, и это тоже было не случайно. Чистота и сила веры III века христианства, детская простота и правдивость рассказа, изящество французской речи, тихое, как будто созвучное этому благоуханному образу чтение Марии Федоровны — оставили во мне неизгладимый след.

… В обращении с материалом у Сергея Павловича была большая свобода. Всегда считаясь с авторитетом святоотеческих писаний во всем, что касалось основ вероучения, он не был ни связан, ни подавлен этим авторитетом. Верность его Церкви казалась верностью не раба, но сына, имеющего всю смелость самостоятельной мысли. Если раньше меня удивляло в Сергее Павловиче его христианское смирение, то теперь не меньше я удивлялась его дерзновению.
К началу воспоминаний

О смирении

…Он рассказывал о себе и … говорил о том, чтó «смиряет» — об отношении к себе игуменьи монастыря7. Она, видимо, очень мало ценила высокие способности о. Сергия как духовника и иерея и роптала на его болезненность, которая заставляла его часто пропускать церковные службы.
«Очень полезно, — шутя говорил про нее о. Сергий. — Ты думаешь о себе, что что-то из себя представляешь, — а тут видишь, что тебя едва только терпят и то как будто из жалости. Очень, очень полезно».
Теперь, припоминая весь облик Сергея Павловича, я думаю, что он не был чужд естественной человеческой немощи искушений высокого о себе мнения. Он не мог не знать цены данных ему дарований. Его смирение не было благодатным даром, полученным им «туне». Оно было плодом большой и постоянной работы над собой, жатвой духовного опыта и духовного рассуждения. Это было именно смиренномудрие, которое он получил за постоянное внимание себе и, получив, бережно охранял тем же вниманием себе. Потому он и говорил так охотно о том, что «смиряет», что бы заслугу и этой — самой вожделенной для него добродетели, не приписать себе и тем не погубить ее плодов и не лишиться самого бесценного дара.
К началу воспоминаний

О священстве о. Сергия

Единственный раз в жизни я была на его служении — за всенощной и ранней литургией в церкви Саввы Освященного. Надо ли говорить, что он казался здесь на своем месте, как нигде и никогда в жизни. Служил он тихо и очень спокойно, не повышая голоса при возгласах, не вносил в священнодействия ничего от себя — ничего, кроме глубокого внимания к каждому слову и сосредоточенной осторожности в каждом движении. Казалось, что служит старый, очень старый священник.
К началу воспоминаний

Отношение к декларации митр. Сергия (Страгородского) 1927 г.

Воззвание митр. Сергия, которое мы, не имеющие духовного опыта, пережили как тяжкий удар по достоинству членов Церкви — о. Сергий счел должным перенести без открытого протеста. Но последовавшее затем распоряжение о поминовении митр. Сергия наравне с митр. Петром (Полянским) на Литургии и во время Великого входа и о поминовении в это же время властей — вызвало в нем решительный отпор. …

Он поехал вместе с о. Михаилом [Шиком] к нашему общему духовнику, — покойному теперь о. Порфирию, иеромонаху Черниговской пустыни, а потом Гефсиманского скита. Там втроем они продолжили свою горячую беседу. О. Сергий всегда очень высоко ставил и очень чтил о. Порфирия, но в этом вопросе он не считал себя связанным его авторитетом. На этот раз все трое пришли к единодушному согласию, приняв мнение о. Сергия.
К началу воспоминаний

Свящ. Михаил Шик8

Из слова на 40-й день памяти о. Сергия Мансурова

…О. Сергий был мне не только любимым другом, — почти с начала нашего сближения он был моим наставником, которого я, чем далее, тем более ценил и чтил. Земным возрастом о. Сергий был юнее меня, но я всегда ощущал, что по духовному опыту и вéдению он был старше, возрастнее меня. Не скрою, что эта разница духовных возрастов все увеличивалась. О. Сергий опережал меня в духовном преуспеянии и потому все более становился для меня и многих признанным наставником.

… Наше время исключительно в жизни Церкви тем, что теперь в испытаниях, страданиях и искушениях нам опытно раскрывается углубленное православное понимание девятого члена Символа веры «во едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Церковные расколы, раздоры и шатания, которыми Русская Церковь болеет уже семь лет и которые не устают возникать до самых последних дней, точно испытуют нашу верность этому камню православного исповедания. О. Сергий был как бы предназначен Господом для этого времени. Ему еще задолго до начала явных шатаний русского церковного сознания в этом вопросе, почти с юных лет открылось ясное понимание православной истины о Церкви. Оно было дано ему, решусь сказать, как бы без труда, без нарочитого усилия с его стороны, точно в непосредственном усмотрении, как откровенное знание. Это был подлинный Божий дар.

О. Сергий умел видеть Церковь в ее конкретном раскрытии в исторической жизни человеческого рода. История Церкви была для него развертыванием богочеловеческого процесса, осуществлением Царства Божия в душах богоносных человеков — святых Божиих — которые восприяли от Спасителя и Его апостолов и преемственно передавали от поколения к поколению таким же богодухновенным избран никам опытное ведение сокровенных тайн Царствия Божия.
Раскрытие и сообщение ближним этой православной истины стало сознательно избранным делом жизни о. Сергия.
К началу воспоминаний

Из введения к «Очеркам из истории Церкви»9

Очерки из истории Церкви. Издание 1994 года.…Как подумают многие, разве мало написано историй Церкви, мало напечатано трудов, со всех сторон освещающих ее жизнь? Во всех частях света ученые посвящали и посвящают себя этому предмету. Как можно утверждать, что мало знают жизнь Церкви? Но, как это ни странно на первый взгляд, нет в современной науке труда, посвященного истории Церкви как благодатного целого; нет, насколько мы знаем, даже опыта, за последние два века, изобразить ее жизнь соответственно тому, как Церковь сама сознает свою жизнь и как свидетельствует о ней ее многовековая литература.

Царствие Божие на земле — Тело Христово, одушевленное Духом Святым, — так сознает себя Церковь. Вот предмет истории Церкви. История Церкви, чтобы быть истинной и научной, помня завет Евангелиста Луки, — «по тщательном исследовании всего сначала по порядку» (Лк.1:3), должна ли только описывать ход церковных событий, нагромождая без разбора воедино все, что носит или хочет носить имя церковного? Не принадлежит ли к истории Церкви прежде всего и по преимуществу то, что отвечает ее прямому назначению, а не то, что только украшается ее святым именем? Научно ли было бы в истории искусств давать одинаковое место безвкусной пошлости и великому творчеству: затеривать, например, Андрея Рублева и Рафаэля в толпе подражателей и ремесленников изобразительных искусств? Церковно ли и вместе научно ли отдавать одинаковое внимание и место и подвижникам — святым строителям церковной жизни, и еретикам? Внешнее и случайное — плевелы среди пшеницы — может и иногда должно иметь место в истории, но, конечно, не затемнять и не загромождать основное и существенное в истории предмета, о котором должна идти речь.

… Итак, первое место в истории Церкви должно принадлежать тем, кто непосредственно в жизни и в учении соответствовали этому назначению, сами к нему стремились и его достигали, себя и других соединяли со Христом и во Христе — единением благодатным, предуказанным Евангелием Христовым и учением апостольским, в единое Царство — Тело Христово.

Поэтому, говоря по существу, «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского много научнее современных церковных историков, ибо именно они знакомят нас с тем, как осуществила в истории свое назначение Церковь. Нечего бояться, что история Церкви превратится в значительной мере в историю подвижничества или даже (horribili dictu10) много места будет отведено монашеству.

… Может возникнуть вопрос: при таком подходе к истории не окажутся ли вне нашего поля зрения многие, если не большинство, существенные события из истории Церкви? … не только не окажутся, но получат свой надлежащий смысл. Сверх того, многое подлинно существенное, оставшееся в тени, займет должное место. Ибо не следует ли сделать кое-какие переоценки: что считать существенным событием для истории Церкви? Почему Сирийский Собор11, например, существен и о нем пишет едва ли не каждый историк Церкви, а молитвенное вдохновение египетского пустынника Макария — дело узких специалистов? Однако о соборе забыли уже через несколько десятилетий (кроме историков), а молитвы преподобного Макария вот уже более полутора тысячелетий каждое утро и вечер повторяет неисчислимое множество верующих. Ведь не измерять же внешним положением и шумом значительность церковных событий.

… Не слабость ли понимания христианского духа сказалась в Евсевии Кесарийском (не только в его полуарианстве) — в его попытке превратить историю Церкви в историю столичных кафедр, столкновений с властями и еретиками, дополненную историей христианской литературы? И не случайно, конечно, новейшие историки пошли по пути, проложенному Евсевием.

… Конечно, кому Христос — только отвлеченный нравственный идеал или передавший Свои полномочия Глава Церкви, тому не понять настойчивости святителя Афанасия или горячности преподобного Феодора Студита. Ибо они боролись за Дух Истины, в них пребывающий; за Того, Кто был им ближе, чем собственное дыхание, дороже самой жизни; за Того, Кто был реальным содержанием их жизни…

Связи:

  • Свящ. Павел Флоренский — с осени 1918 г. вместе работали в Комиссии по охране памятников старины и искусства в Сергиевом Посаде.
  • Близкие друзья с М. В. Шиком и Н.Д. Шаховской-Шик.
  • Прот. Сергий Сидоров — жил в их квартире в Загорске некоторое время в начале 1920-х.
  • В.В. Розанов — после его смерти помогал его дочери Т. В. Розановой.
  • М.А. Новоселов — в квартире Михаила Александровича в 1921–22 гг. Сергей Павлович читал лекции о святых отцах Церкви слушателям Богословских курсов.
  • Св. прав. Алексий Мечёв — венчал С.П. Мансурова и М.Ф. Самарину в 1914 г.
  • Сщмч. Сергий Мечёв — приезжал слушать лекции С.П. Мансурова по истории церкви, которые читались в Москве и в Загорске. Соборовал и причащал его перед кончиной.
  • Епископ Серафим (Звездинский) — с 1924 г. Мансуровы часто бывали в Аносинской обители, жили рядом; там они встретились и сблизились с владыкой Серафимом.
  • 1929 г., Верея: соборовали о. Александр Гомановский, о. Сергий Мечёв, о. Борис Холчев.

Литература:

  1. Мансуров С., свящ. Очерки из истории Церкви. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря,  1994.
  2. Самарины. Мансуровы: Воспоминания родных. М.: ПСТГУ, 2001.
  3. Тягунова Н.Ф. Отец Сергий и Мария Федоровна Мансуровы. URL:https://old.pstgu.ru/scientific/newest/news_hist_RPC2/2013/05/30/46613/ (Дата обращения: 26.02.2025).
  4. Фудель С.И. «Весенний воздух Вечности»: Письма (1923–1977). Стихотворения / Ред. Д.Д. Черепанов. М.: Изд-во ПСТГУ, 2023.
  5. Фудель С.И. Наследство Достоевского / Собр. соч. в 3-х т. Т. 3. М.: Русский путь, 2005.
  6. Шаховская-Шик Н.Д. Мои встречи с С.П. Мансуровым / Перевернуть мир: О священнике Михаиле Шике и Наталии Шаховской-Шик: в 2-х кн. М.: Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2020. С. 267-284.

Примечания:

  1. Фудель С.И. У стен Церкви. М.: Русский путь, 2012. С. 80–81. ↩
  2. Фудель С.И. Начало познания Церкви. / Собр. соч. в 3-х т. Т. 3. М., 2005. С. 292. ↩
  3. «Богословский вестник», 1971, №6, 7. ↩
  4. Самарины. Мансуровы: Воспоминания родных. М.: ПСТГУ, 2001. С. 57. ↩
  5. Шаховская-Шик Н.Д. Мои встречи с С.П. Мансуровым / Перевернуть мир: О священнике Михаиле Шике и Наталии Шаховской-Шик: в 2-х кн. М.: Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2020. С. 267-284. ↩
  6. Жившие тогда в Сергиеве младшие сыновья скончавшегося здесь профессора Московской духовной академии, богослова Александра Петровича Голубцова (1860–1911) ↩
  7. Последней настоятельницей Сергиево-Дубровского женского монастыря была игумения Олимпиада ↩
  8. Самарины. Мансуровы: Воспоминания родных. М.: ПСТГУ, 2001. С. 91–94. ↩
  9. Мансуров С. свящ. Очерки из истории Церкви. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994. ↩
  10. Страшно сказать (лат.). ↩
  11. Антиохийский поместный собор 341 года. ↩